Под одним небом - Валентина Мельникова
– Ну, мужчины бывают разные, – пожала плечами я, делая глоток сладкого чая. Кофе мне нельзя, а жутко хочется. – Некоторые на подвиги в принципе не способны.
– Но поддержка нужна любому. Ты ведь знала, хотя бы в общих чертах, с кем связывала свою жизнь.
– Да-а-а, – протянула я.
– Вас послушаешь, так замуж лучше вообще не выходить, – вставила свои пять копеек Белла, и мы засмеялись.
Я махнула руками перед лицом, разгоняя тоску.
– Всё, хватит. Мы уделили этой теме достаточное внимание. Теперь давайте чокнемся чаем и кофе, и выпьем за то, чтобы впереди нас всех ждала прекрасная жизнь. А Беллу – прекрасный принц, который окажется самым лучшим мужем.
– Самый лучший муж у тебя, – заявила она с улыбкой.
– Да-а, Белла у нас поклонница Ларри. Все его песни наизусть знает.
Белла пожала плечами.
– Мне просто кажется, что это самый достойный исполнитель на нашей эстраде. И как артист, и как человек он мне вполне импонирует.
И взглянула на меня, ожидая, видимо, подтверждения.
Я автоматом кивнула.
– Конечно. Ларри хороший муж. В те двадцать часов в месяц, что я его вижу. Но не думай, носки он разбрасывает по дому так же, как все.
Мы засмеялись, и дальше продолжили разговор на непринуждённые темы.
Проводила я гостей через пару часов. Ларри мы так и не дождались – он снова с головой окунулся в возможность работать, хоть и не в полную силу.
Я немного устала и чувствовала себя неважно. Низ живота тянуло, немного подташнивало.
– Что это с нами, а? – усмехнулась, медленно поднимаясь по лестнице в спальню и опуская руку на живот. Эмили сидела сегодня тихо, и я начала беспокоиться. Прилегла с книгой, но сосредоточиться на чтении так и не смогла. Боль усиливалась, отдавая в поясницу, и моё нервное состояние тоже становилось неустойчивым.
Позвонила врачу. Она расспросила меня о симптомах, как давно это началось, когда в последний раз ребёнок давал о себе знать, и что я ела. А потом совершенно спокойно сказала: «Бери вещи, я тебя жду».
Я вызвала такси и почему-то даже ни на секунду не подумала, что могу родить уже сегодня. Мне ещё нужно было ходить почти месяц, и беспокоилась я лишь за то, как бы с малышкой что не случилось.
По дороге почему-то позвонила не Ларри, а маме. И именно она высказала своё подозрение на этот счёт:
– Похоже на преждевременные роды. Давно началось? Далеко до больницы?
Медицинский центр Рональда Рейгана, в котором я собиралась рожать, находился на территории Университета Калифорнии. Он занимал огромную территорию. На каждом этаже находится определённое отделение, которое полностью оборудовано всем необходимым. Есть аптека, кабинеты физиотерапии, комната отдыха для докторов. На первом этаже находится магазин сувениров и цветов, кафе, часовня, зимний сад и хорошо оборудованные кабинеты для приема пациентов. В палатах – кабельное телевидение, Wi-Fi, холодильник, заполненный бутылками с водой и соками. Как и в любой частной клинике, существует очередь на лечение. Забронировать место нужно за несколько месяцев. Мы с Ларри сделали это ещё в декабре – сразу, как только я встала на учёт. Обстановка совершенно не больничная. Как в хорошем отеле. В палатах есть всё нужное для комфортного пребывания, в том числе и удобное регулируемое кресло, в котором можно с комфортом кормить младенца.
Поговорив с мамой и всё ещё не осознавая реальности, я написала Люде и Мэй, что еду в больницу, возможно, рожать. А уже в отделении у меня начали отходить воды, и я буквально в последний момент успела написать Ларри (почему не сделала этого раньше?), где нахожусь и что сейчас будет. К этому моменту мой врач однозначно сказала: надо рожать.
Мечты Ларри о том, чтобы присутствовать на родах не сбылись, но, может, и к лучшему, потому что на этом вся моя легкомысленность и романтизм развеялись и началось такое, о чём потом я сперва не могла, а потом и не хотела вспоминать.
Английские медицинские термины давались мне тяжело, да ещё и состояние было аховым. Удавалось уловить лишь короткие фразы:
– Матка не открывается. Готовьте анестезию.
При этом врач постоянно следила за ребёнком при помощи кардиомонитора, и я, закусив губу от боли, со страхом спрашивала:
– Всё в порядке?
Она ответила лишь на четвёртый раз.
– Не волнуйся. Один укольчик – и проснёшься уже мамой.
Не помню, как впала в забытье.
Помню, как сновали вокруг доктора – несколько человек, но мне казалось, что очень много. Всё чужое, странное, незнакомое. Страшно.
И я всё боялась закрыть глаза. Боялась, что резать начнут до того, как усну, и я всё почувствую.
Я боюсь боли.
Но ещё больше я боялась за своего ребёнка, которого вынашивала уже восемь месяцев и не могла представить, что что-то пойдёт не так.
Наверное, суматошная беременность и большие нагрузки дали о себе знать.
А может быть, я просто слабая и не способна нормально выносить собственного ребёнка.
Последнее, что помню – свой страх. И слова врача, которые я повторяла как мантру: «Проснёшься ты уже мамой».
Глава 39
Каким я представляла себе этот день?
Возможно, придётся помучаться, но всё это время я буду знать, что счастье близко. И что через пару минут (или пару десятков минут) я услышу первый крик дочери.
Я много раз представляла себе этот миг. В разных красках. Но он не должен был наступить так скоро. И вообще, не так.
О том, где я и почему, я вспомнила уже через пару мгновений после того, как открыла глаза.
Непослушными губами прошелестела:
– Где моя дочь? Всё в порядке?
Медсестра, которая дежурила рядом, поправила какие-то трубочки в моей руке и произнесла:
– Спи, спи.
Почему она говорит на английском? А я что, спросила на русском?
Осмыслить это я не успела и вновь провалилась в сон.
Когда пришла в себя в следующий раз, то вновь увидела ту же картину. На этот раз я чувствовала себя лучше и уже могла осознать, на каком языке говорить, где нахожусь и что, похоже, я стала мамой.
Провела рукой по животу. Так и есть – ничего. Только больно и под одеждой какие-то повязки. Ну да, мне же делали кесарево.
– Где моя дочь? – спросила снова.
Сердце неистово билось, пока я ждала ответа. Всего три или четыре секунды, а думала, что сойду с ума.
– Не переживай. Всё хорошо. Ты стала мамой.
– Где она? – уже едва не с отчаянием простонала я.
Самочувствие было неважным: меня подташнивало, и даже лёжа я ощущала слабость в теле.
– Она сейчас в реанимации. Очень слабенькая.
– Но она будет жить? Она здорова?
– Пока рано говорить о прогнозах. Тебе нужно восстанавливаться, за ней тоже осуществляют хороший уход.
Я глубоко вдохнула, силясь превозмочь рвущиеся наружу рыдания, но тщетно. Медсестра опытным взглядом сразу заметила это и пресекла. Из шкафчика тут же, в палате, достала какую-то ампулу, шприц.
– Не надо, – простонала я.
Но она не послушала.
– Это успокоительное. Нельзя волноваться, шов будет плохо заживать. Может загноиться. Тебе сейчас силы нужны.
Пару минут я приходила в себя. Отвернулась к занавешенному окну и пыталась угадать, сколько сейчас времени. Это был способ-обманка, чтобы заставить себя подумать о чём-то другом. Не о том, что нас ждёт. Что сказки, которую я ждала и о которой так мечтал Ларри, не вышло.
Знает ли он?
Я повернулась к медсестре:
– А мой муж?
– Он был здесь. Заходил к тебе, но доктор отправила его домой. Он придёт попозже. Оставил тебе цветы. Смотри, какие красивые.
Я только сейчас заметила на тумбочке
