Похвали меня - Сара Кейт
– Трахни меня, Шарлотта, – со стоном шепчу я, хватая девушку за волосы и притягивая ее губы к своим. Она что-то мычит сквозь наш поцелуй, пробуя себя на моем языке. – Сядь на меня верхом.
Пристально глядя на меня карими глазами, она крепко обнимает меня за шею и резкими, глубокими толчками начинает скакать верхом на моем члене. Она трахает меня так, как трахаю ее я.
Глядя на Шарлотту, я понимаю… что люблю ее. Если это не то, на что похожа любовь, значит, ее просто не существует.
Это не значит, что я могу дать Шарлотте все, чего она хочет, – все, чего хочу я. Это не облегчает мой выбор, но я чувствую себя свободнее, когда признаюсь себе в этом. После двадцати лет ожидания именно он окончательно сокрушил мою веру в то, что мне не светит это найти. Что я никогда не отыщу любви. Но я нашел… благодаря Шарлотте.
И мне так сильно хочется сказать ей это прямо сейчас, но я не могу. Я не хочу давать этой девушке обещания, которые не способен выполнить. Скажи я, что люблю ее, это только усилит ее надежду, а я уже и так разбиваю ей сердце.
Крепко схватив ее за бедра, я вонзаюсь в нее еще сильнее. Она откидывает голову назад, наполняя комнату восхитительными стонами экстаза.
– Я хочу войти в тебя. Я хочу, чтобы ты приняла его, – шепчу я.
– Дай его мне.
Моему члену требуется всего пара секунд, прежде чем я кончаю, изливаясь в нее. Она висит у меня на руках, выдохшаяся и все же красивая. Я притягиваю ее тело к моим губам и целую то место, где бьется ее сердце.
Шарлотта задыхается больше обычного, ее сердце колотится от напряжения. На ее спине блестит пот.
– Я была хорошей девочкой? – шепчет она в нескольких дюймах от моего рта.
Обнимаю ее, и по моему лицу расползается улыбка.
– Ты всегда хорошая девочка.
Правило 31:
Ничто хорошее не длится вечно
Шарлотта
Когда я в понедельник утром слышу его приближающиеся шаги, меня наполняет чувство спокойствия. В этом звуке что-то есть. Это нескончаемое щелк-щелк-щелк вызывает реакцию моего тела, выброс серотонина, который мгновенно погружает меня в состояние безмятежности. Тревога, в которой я погрязла с тех пор, как вчера утром проснулась в его объятиях, растворяется, когда я слышу, как он входит в комнату.
Эмерсон подходит к тому месту, где я стою на коленях, и нежно гладит меня по голове.
– Доброе утро, Шарлотта, – говорит он с той же интонацией, что и «Доброе утро, красавица». Или «Я люблю тебя, Шарлотта». Или же я просто воображаю последнее, но оно упрямо звучит в моей голове.
– Доброе утро, сэр.
Мы вписываемся в эти роли легко, подобно фрагментам головоломки, что точно встают на свои места. С субботнего вечера не было сказано ни слова ни о Бо, ни о нашем секрете, ни о нашем будущем, ни о наших чувствах. Как будто тот секс заставил нас обоих умолкнуть. Мы были так близки к тому, чтобы все закончилось, поэтому вместо того, чтобы посмотреть правде в лицо и признать то, что, как мы оба знаем, неизбежно грядет, мы вновь вернулись к ролям, которые играли раньше.
Держи это в секрете. Отрицай наши чувства. Не думай о будущем. Само по себе это кажется неправильным, но, поскольку я все еще здесь, стою перед ним на коленях, мне этого достаточно. Две недели назад я сказала ему, что возьму все, что смогу, и это все еще правда.
Пока Эмерсон сидит в кресле, я жду указаний. Обычно он велит мне работать за своим столом или же сидеть у него на коленях, пока он работает. Но минуты проходят в тишине, а я все жду. Желание увидеть, что он делает, сильнее меня.
Наконец он произносит:
– Ползи ко мне.
Чтобы не улыбнуться, я закусываю губу и, глядя на него снизу вверх, ползу к нему на четвереньках. Подперев подбородок рукой и положив локоть на подлокотник кресла, он наблюдает за мной. На его лице едва уловимое одобрение, и я вдыхаю его, как будто оно поддерживает во мне жизнь.
Подойдя к его стулу, я снова встаю на колени. Его пальцы тянутся, чтобы погладить мою щеку, и я наклоняю к нему голову.
– Сегодня мне не работается, – тихо бормочет он. И когда мои губы сжимаются, сдерживая улыбку, он продолжает: – Я хочу поиграть.
– Хорошо, сэр, – ласково отвечаю я.
– На стол, – командует он, постукивая по твердой поверхности перед собой.
Поднявшись на ноги, я сажусь перед ним. Он моментально раздвигает мои ноги и становится между ними. Сегодня на мне платье до колен, черное в мелкий белый горошек и на пуговицах спереди. Оно красиво подчеркивает мои формы, плотно облегает грудь и бедра. Под платьем у меня голубые кружевные трусики.
Руки Эмерсона скользят вверх по моим бедрам, и, как только он достигает резинки моих трусов и осторожно стягивает их вниз, меня охватывает пульсирующее возбуждение. Поднеся к носу голубой шелк, он, не сводя с меня глаз, делает глубокий вдох. Закусив губу, я наблюдаю за ним.
Затем он выдвигает ящик стола и бросает туда мои трусы. И достает что-то еще. Это знакомый розовый силикон, и, как только я узнаю его, у меня перехватывает дыхание.
– Я нашел это в твоем столе, – говорит он. – Помнишь это?
– Да, сэр.
На моих глазах он насухо вытирает вибратор. Трудно оставаться неподвижной, ожидая чего-то настолько приятного, как эта игрушка, потому что я знаю, что вот-вот произойдет. Наконец вибратор чистый и сухой. Эмерсон подносит тупой конец к моим губам.
– Открой.
Я открываю рот и принимаю в него игрушку, и, как только та оказывается у меня на языке, он говорит: «Соси». И я сосу, покрывая силикон слюной. Затем он осторожно вытаскивает вибратор и задирает на мне платье.
Затаив дыхание, я наблюдаю за ним. Притянув мои бедра к краю стола, он медленно вставляет в меня круглый, смоченный слюной конец, и я с трудом сдерживаю стон. Когда вибратор вставляет в вас кто-то другой, ощущения совсем иные, а то, как он это делает, кажется почти медицинской манипуляцией. Это эротическое, почти непристойное ощущение, но мне оно нравится.
Как только вибратор полностью встает на место, он восхищается своей работой, трогает
