Пламя и кровь - Франсуаза Бурден
– Мама? Пить…
Амели поспешно взяла с тумбочки стакан, осторожно приподняла голову Филипа, и он сделал несколько глотков.
– Тебе больно?
– Не очень.
Однако его лицо тут же исказила гримаса.
– Не терпи боль, нажимай на помпу.
– Я знаю… Где Малькольм?
– Ушел поесть.
Гримаса Филипа превратилась в улыбку.
– Это ты его уговорила? У меня не получилось, он отказался уходить… Но я не хочу, чтобы он проводил здесь все время…
– Я виделась с твоим врачом; он пообещал, что тебя выпишут через несколько дней. Вот приедешь домой и отдохнешь.
– В Джиллеспи? Ты называешь его «домом»? Я думал, ты собираешься уехать оттуда, после того как вывезешь всю обстановку…
– Какая нелепая мысль! Не говори таких вещей, я не собираюсь обсуждать это с тобой.
– Конечно, не сейчас, я устал.
– Ни сейчас, ни потом. Надеюсь, ты не станешь объединяться с остальными?
– Против тебя не буду, мама.
– А против Джона?
– Он заставляет тебя делать черт знает что…
Филип закрыл глаза и мгновенно заснул. Амели продолжала смотреть на сына, вслушиваясь в его неровное дыхание. Он избежал смерти под колесами безумца, ненавидящего геев. Что она знала о его жизни в Эдинбурге? О комиксах, которые он сделал своей профессией? О его друзьях, амбициях и мечтах? Точно так же она могла бы сидеть около него в морге, осознавая, что слишком мало интересовалась им. Наклонившись к своей сумке, она достала банку с «шортбредс» – песочным печеньем, специально приготовленным утром Мойрой, которая пояснила, что испекла его с шоколадными капельками, как любит Филип. Амели ничего об этом не знала, и ей стало стыдно. Она отвернулась от сына из-за его сексуальных предпочтений. А ведь считала себя женщиной широких взглядов…
– Я вам не помешаю? – шепотом спросил Скотт, входя в палату.
– Нет. Но он заснул.
– Передайте Филипу, что я заходил. Как он?
– Могло быть хуже, по словам врачей.
– Я очень рад за него.
– Тогда уж порадуйся и за беднягу Малькольма – на нем просто лица нет.
Скотт бросил на Амели быстрый взгляд, удивленный тем, что это может ее волновать.
– Я не могу остаться. Вот, передайте ему это от меня.
Он положил на тумбочку пакет с логотипом книжного магазина.
– Спасибо. Очень мило с твоей стороны, – заметила Амели.
На этот раз она увидела в его глазах веселый блеск. Скотт повернулся к двери, но она его удержала.
– Как тебе удается всюду поспевать?
– Все дело в организованности.
– Скоро нам с тобой предстоит серьезный разговор.
– Я как раз собирался предложить вам то же самое. Но только вдвоем: вы и я.
– Хорошо. Как-нибудь на днях, когда Филип начнет поправляться.
Амели больше не стала удерживать Скотта и перенесла внимание на сына. Почему он предпочитал мужчин женщинам? Было ли это предопределено еще до его появления на свет или так сложилось из-за стечения обстоятельств? Разумеется, они никогда не говорили на эту тему. Да и разве стала бы она его слушать, поняла бы его? Долгие годы Амели не догадывалась об истинной роли его закадычного приятеля Малькольма, у которого Филип проводил все уик-энды; она-то воображала, что они связаны крепкой мужской дружбой и вместе ухаживают за девушками.
«Как же я ошиблась в нем, в Джоне и даже в Кейт, которую считала серой мышкой! Однако Кейт упорно прокладывала дорогу к свой мечте и добилась того, чего хотела, открыв объятия Скотту и доказав, что она сделала правильный выбор. Их счастье очевидно, оно придает Джиллеспи настоящую семейную атмосферу. Разве не ее я мечтала создать, приехав к Ангусу с четырьмя детьми? Но получилось это лишь в следующем поколении, у Кейт… если только сейчас все не испортить».
Амели встала так тихо, что Филип не проснулся. Наверное, он спал под действием препаратов, и она со спокойной совестью вышла из палаты. По коридору беспокойно ходил Малькольм.
– Что же ты не зашел? Филип спит, поэтому я убегаю. Скотт оставил для него книги. Не знаю ваших планов, но я предложила Филипу переехать домой на время выздоровления. Будем рады принять вас обоих.
Малькольм не успел поблагодарить ее, потому что она стремительно вошла в только что открывшийся лифт и уехала, очень довольная собой.
* * *
– Стоит тебе ее увидеть, и ты поймешь, что меня не в чем упрекнуть! – заявил Скотт.
– Неужели она такая некрасивая?
– Нет, этого бы я не сказал, но ей за пятьдесят, она не ходит на каблуках и не пользуется косметикой. Зато у нее прекрасные рекомендации, и я очень рад, что она согласилась на эту должность.
– А когда она приступает к работе? – поинтересовалась Кейт.
– Уже приступила. Пока я подписывал контракт, она заметила, что поскольку все равно уже здесь, то сразу же и начнет.
– Я рада за тебя, ты слишком долго обходился без секретарши и вымотался.
Кейт сняла пеньюар и, скользнув под одеяло, приникла к мужу.
– О, подожди минутку, дай-ка посмотреть, какая на тебе соблазнительная ночнушка!
– Я купила ее сегодня утром.
– Надо было купить сразу десять штук, она так возбуждает! Ты подумала обо мне?
– О ком же еще? Я сплю с тобой.
– Теперь я не собираюсь спать. Хочу сначала развернуть твой подарок.
Откинув одеяло, он осторожно стянул с Кейт ночную рубашку.
– Ты восхитительна, дорогая. Цветущая и прекрасная – как же мне повезло!
И Скотт с восторгом посмотрел на жену.
– Это мне повезло, любовь моя.
Она положила руки Скотту на плечи и прижалась, чтобы поцеловать его. Они сплелись, чутко прислушиваясь к желанию, которое вызывали друг в друге.
– Я хочу тебя, – прошептала Кейт.
Скотт ласкал ее спину, бедра, низ живота. Он не спешил заняться с ней любовью, как будто это было в первый раз, и она таяла от его нежности. Даже зная друг друга наизусть, они открывали себя заново – с наслаждением, не зная усталости. Возможно ли, чтобы время никогда не притупило их влечение? Кейт отстранилась, чтобы лучше рассмотреть мужа, и снова убедилась, что он невероятно сексуален. К тридцати пяти годам он сохранил стройную фигуру юноши, который когда-то пленил ее, девчонку-школьницу. И который стал ее возлюбленным, ее мужем и отцом ее детей, тем самым осуществив все ее сокровенные мечты.
– Только ты, – шепнула она ему
