Маленькое лыжное шале в Швейцарии - Джули Кэплин
Наконец, больше часа спустя, из двойных дверей вышел врач с маской на лице, которую он тут же стянул.
Все трое в едином движении вскочили на ноги, и рот доктора дрогнул.
Он поднял руку и начал говорить. Люк перебил его на быстром немецком:
– Sprechen sie Englisch? Sie ist familie und Englisch [83].
– Эта леди, она ваша…
– Моя крестная. Я останусь с ней. Больше у нее никого нет. Ее зовут Амелия. – Последнее Мина добавила немного яростно.
– У вашей крестной случился сердечный приступ. Она поправится, но нам нужно вставить стент, чтобы расширить артерию, доставляющую кровь к сердцу. Это простая процедура. Мы сделаем это завтра.
– Она в сознании?
Он покачал головой.
– Пока нет. Мы поместим ее в персональную палату, и она всю ночь будет находиться под наблюдением.
– Могу я… мы можем ее увидеть?
– Да, как только она устроится. Через полчаса.
– Она ведь не умрет?
Доктор, сверкнув глазами за стеклами очков, строго посмотрел на нее.
– Нет, если я смогу что-то с этим сделать. – Затем он серьезно улыбнулся ей. – Современная медицина означает, что ее состояние не будет таким серьезным, как только мы проведем операцию. До тех пор мы будем очень внимательно за ней наблюдать. Но для нее важно избегать стресса и беспокойства.
– Будем надеяться, что теперь эта женщина образумится и позволит другим ей помогать, – проворчал Йоханнес, как только врач ушел. – Сколько раз я ей говорил.
– На вашем месте я бы не стала напоминать ей об этом. Это не прибавит ей расположения к вам, – улыбнулась Мина.
Он резко закрыл рот и на секунду его усы встопорщились, а потом он пристально посмотрел на нее.
– Может, ты и права.
– Амелия не любит, когда ей говорят, что делать.
– Что ж, возможно, ей придется научиться с этим мириться, – сказал он, непримиримо скрестив руки на груди как человек, которому тоже не нравится, когда ему указывают, что делать.
– Возможно, вам стоит рассказать ей, почему это так важно для вас, – заметила Мина, пытаясь подавить улыбку.
Он сердито посмотрел на нее и хмыкнул.
Мина закатила глаза.
– Вы двое друг друга стоите. Я думаю, вам нужно сказать ей о ваших чувствах.
Он покраснел, и ей стало его почти жаль.
– Хм.
– Словами, а не сплошным ворчанием, – поддразнила она.
– Я пытался ей это показать.
– Может быть, она решила, что вы ведете себя по-соседски.
– Глупая женщина.
– Сердечки и цветы, – встрял Люк, внезапно включившись в разговор. – Романтические жесты. – На какое-то время он стал похож на кладбищенское изваяние. – Вот то, что вам нужно.
Прошло больше времени, чем предполагалось, – около полутора часов, – прежде чем их провели по коридорам в блок с несколькими отдельными палатами.
– Я подожду снаружи, – сказал Люк.
Он казался непривычно взвинченным.
– Ты уверен? – уточнила Мина.
– Да. Вероятно, сюда допускаются не больше двух посетителей.
Мина догадалась, что он прав. На самом деле она впервые оказалась в больнице, если не считать приемного покоя «Скорой помощи». Там она бывала частенько – например, когда упала с дерева, слишком высоко подпрыгнув на батуте, и когда свалилась с велосипеда, проехав по самодельному пандусу, перекинутому через садовую скамейку; в тот раз она действительно сломала запястье, но все предыдущие посещения оказались ложными тревогами. Теперь она чувствовала, что следует ходить на цыпочках, и не была уверена, можно ли говорить громче шепота. Взглянув на Йоханнеса, она осторожно толкнула дверь.
Амелия была подключена к пищащему монитору, который Мине был знаком по бесконечным эпизодам «Катастрофы» [84] благодаря Ханне, которая когда-то решила, что хочет стать медсестрой, но эта идея была отвергнута из-за того, что она боялась крови и пару раз эффектно упала в обморок. Мина почувствовала, что вот-вот упадет в обморок при виде своей крестной, лежащей так неподвижно. Настойчивые звуки, колеблющиеся на экране зеленые волны… Это было серьезно. Как можно превратиться из живой и здоровой утром в вот такую, безмолвную и безжизненную? Ничто в жизни Мины не подготовило ее к этому. Ее потрясла чудовищность происходящего. Амелия не может уйти. Шале. Гости. Кто-то должен всем этим управлять. Амелия будет волноваться. Беспокойство вредно для сердца. Мина уставилась на крестную, принимая молчаливое решение. Амелия на протяжении стольких лет оберегала ее, и Мина знала, насколько важны для нее шале и гости.
Она коснулась руки крестной, в то время как Йоханнес немного отстранился с выражением неприкрытой тоски на лице. Мина подозвала его ближе.
– Поговорите с ней. Я уверена, все, что мы скажем, запечатлеется в ее подсознании.
Так всегда говорили по телевизору.
Он сглотнул, как будто засмущался, поэтому она сжалилась над ним и начала.
– Привет, Амелия, это Мина. Ты нас здорово напугала, но врачи говорят, что с тобой все будет в порядке. И не беспокойся насчет шале. Я со всем разберусь. Йоханнес, Франци, Жизель и Дэйв – все помогут. И обещаю, что буду заботиться о шале так, как если бы это был мой собственный дом и все твои гости остановились у меня. Тебе не нужно ни о чем беспокоиться.
Йоханнес шагнул вперед, и Мина похлопала его по руке. Она видела, как у него сжалось горло, когда он пытался подобрать слова.
– Ты не должна ни о чем беспокоиться. Мы все здесь, чтобы помочь тебе. Я… мы любим тебя. Просто поправляйся и возвращайся к нам.
У нее перехватило дыхание при виде того, как обычно такой прямолинейный мужчина потерял дар речи, и эмоции нахлынули снова. Она так старалась быть прагматичной, но видеть боль Йоханнеса было выше ее сил.
Оставив его с Амелией, она, спотыкаясь, вышла в коридор, тяжелый комок в груди почти душил ее. Люк прислонился к стене, скрестив руки на груди, выглядя отрешенным и замкнутым, как будто это было последнее в мире место, где он хотел бы оказаться. При виде Мины его лицо смягчилось, он отбросил отчужденную позу и протянул руки. Она бросилась в его объятия и уткнулась лицом в теплую шею, полная решимости не плакать, а просто прильнуть к утешению, которое он предлагал. Он обнял ее, прижимая к себе, обеими ладонями обхватив ее спину.
– Я держу тебя, – прошептал он ей в волосы. – Все в порядке.
Она сделала несколько решительных вдохов; она не станет плакать. Слезы не помогут. Вместо этого она прижалась к Люку, наслаждаясь ощущением его тела, теплого и сильного, стойкого и уравновешенного. Она инстинктивно чувствовала, что может на него положиться. Он принадлежит ей. В этот миг правда об этом запечатлелась в
