Замерзшие сердца - Ханна Коуэн

Он направляется ко мне и кладет на плечо тяжелую руку. Я хочу ее сбросить, но не могу найти в себе силы. Просто стою на месте, оцепенев.

– С радостью, – ухмыляется Ривер, очень гордый собой, несмотря на дыру в улыбке.

Опускаю глаза, не в силах больше смотреть, когда вижу, как Аллен затягивает маму в свою склизкую хватку и тащит ее за собой.

– Тайлер, – задыхается она.

Чувствую легкое давление на свою руку, но изо всех сил стараюсь не отводить взгляд от ботинок. С дрожащим дыханием я наблюдаю, как рука мамы снова опускается.

Аллен что-то говорит, прежде чем уйти, но я не могу разобрать его слов, потому что создание почти отрубилось. Брукс пытается гладить меня по плечу, говорить со мной, но я отгораживаюсь от него и поддаюсь порыву сползти спиной по стене.

Кладу локти на колени, опускаю голову на руки и чувствую поток слез.

– Черт! – Слышу крик Брейдена и знакомый звук удара по гипсокартону. Этот звук напоминает мне, что он все еще здесь.

– Езжай к ним домой и расскажи Грейси, что произошло. Мне нужно поговорить с Тайлером наедине. – Слышу слова Брукса.

– Ты уверен? Я могу остаться, пап.

– Иди.

Через секунду дверь захлопывается.

– Тайлер. – Рука гладит меня по спине. – Это я, Брукс. Ты можешь посмотреть на меня?

Поднимаю голову, поворачиваюсь к нему. Глаза настолько затуманены слезами, что лишь смутно различаю крупную фигуру мужчины.

– Дыши, Тайлер. Три секунды вдыхаешь, потом три секунды делаешь выдох.

Киваю. Вдох, выдох, вдох, выдох.

Голова проясняется, но я с трудом концентрируюсь на дыхании.

– Вот так, хорошо, – подбадривает он, протягивая сухую салфетку. Через несколько секунд лицо высыхает, а салфетка становится мокрой.

– Мне очень нужно с тобой поговорить. Это важно.

– Сейчас? – Брови хмурятся. Я нервно сглатываю.

Брукс просто кивает и смотрит на меня с глубоким напряжением, которое проникает в нутро, вызывая желание свернуться калачиком.

– О чем? – хриплю я, морщась от осознания, что мой голос настолько же паршив, насколько и самочувствие.

– Твоя мама когда-нибудь говорила с тобой об отце? О родном отце?

– Нет. Она никогда не поднимала эту тему. Я думал, что она не знает, кто он. – И с этим смирился.

Брукс кивает, на этот раз чуть медленнее.

– Брукс? Почему ты спрашиваешь?

– Я должен кое-что рассказать, но ты должен пообещать мне, что ты не станешь никак реагировать, пока не дослушаешь до конца.

От его слов меня тошнит.

Тишина становится настолько оглушительной, что я борюсь с желанием закрыть уши руками и зажмурить глаза до глубокой боли в глазницах.

– Ты его знаешь? Не лги мне, Брукс.

Он так резко сглатывает, что его кадык чуть не прорывается сквозь горло. А потом кивает совсем неуловимо – я бы и не заметил, если бы так внимательно на него не таращился.

– Расскажи, что ты знаешь, – требую я. В моем тоне звучит безмолвная смелость, дающая понять, что не потерплю лжи. Уж точно не сейчас.

– Ты должен понять, что я сам этого не знал, – умоляет он дрожащим голосом. – Все выяснил несколько часов назад.

Я кладу руки на согнутые колени и сжимаю их с такой силой, что кончики пальцев белеют, а кости начинают ныть.

– Говори.

Его рот открывается и снова закрывается, не успев произнести ни одной фразы. Меня душит тишина, и я смотрю на него глазами, полными глубоких эмоций, которые не могу распознать.

– До того, как я встретил свою бывшую жену, мы с твоей мамой… встречались некоторое время. – Он чуть не давится словами, а в глазах появляется знакомый холод. – Понятия не имел, что Нора – твоя мама, до той ночи, когда ты позвал меня на помощь. Как только я увидел ее, подумал о том, что бог жестоко наказал меня за прошлые проступки. Как будто разлука с ней была недостаточным наказанием.

– Ничего не понимаю, – бормочу я. Брукс встречался с моей мамой? Я удивлен, да, но не понимаю, почему это имеет значение. Он знает моего отца? Он с ним виделся?

– Я любил ее, – выдавливает Брукс, словно задыхаясь. – Твою маму. Любил ее так, как никогда не любил ни одну женщину. Но тогда я был лишь глупым ребенком и не знал, как себя вести рядом с ней. Она была расстроена, что отец Ривера бросил ее, а я был не готов растить вместе с ней чужого ребенка. – Брукс прочищает горло, но потом продолжает: – Думал, что она ушла от меня из-за этого. Твоя мама сбежала из города, не попрощавшись и ничего не объяснив. Даже чертовой записки не оставила. Она просто исчезла. Больше я о ней ничего не слышал. До тех пор, пока месяц назад не увидел ее избитую и окровавленную в этом гребаном доме.

– О чем, мать твою, ты говоришь? – Я с такой скоростью вскакиваю с пола, что чуть не падаю обратно на задницу. Мне нужно пространство.

Сужаю глаза и сжимаю зубы. Чувствую уродливый, нежеланный отпечаток предательства.

– Подумал, что это судьба! Может быть, второй шанс, о котором я мечтал! Но она уже не та, что была раньше. Она не позволила мне помочь. – Брукс идет за мной. Я меняюсь в лице, пока пытаюсь переварить его рассказ.

Этого не может быть. Мама никогда не встречалась ни с кем из моих друзей, потому что ее не было рядом или она была пьяной. Так откуда она могла знать, что мы с Бруксом знакомы?

– Сегодня вечером она кое-что мне рассказала перед звонком твоему брату.

– Что? Это она ему позвонила? Она их сюда притащила?

Краснею от гнева. Костяшки пальцев горят от желания вонзится в стену у меня за спиной, но я резко вдыхаю и сжимаю кулаки.

– Она бросила меня двадцать четыре года назад, потому что была беременна другим сыном. Моим сыном.

Его слова меня парализуют, врываясь в сознание и ударяясь о стенки черепа. Голова пульсирует с такой силой, что глаза слезятся от боли.

– Но… – Я пытаюсь выдавить хоть слово. – Мы с Брейденом… мы одного возраста, – это единственная связная фраза, которую мне удалось подобрать.

– Ты на полгода старше, Тайлер.

– Это что, чья-то больная шутка? – шиплю я, сжимая кулаки и бросая один из них прямо в гипсокартонную стену гостиной, не в силах больше сдерживаться. – Твою мать!

Звук эхом разлетается по комнате, пока разбитые куски падают на пол, покрывая дерево толстым слоем пыли. Теперь передо мной торчит лишь голая балка.

Я почти вою от боли и не успеваю почувствовать ни капли сожаления или вины за причиненный беспорядок, потому что уже трясу в воздухе разбитой, окровавленной рукой, чтобы хоть немного унять жуткую боль.

– Неужели ты думаешь, что я буду шутить? Я знал тебя много лет и относился, как к сыну, не зная, что ты все это время был моей кровью. Это