Вернись ради меня - Коринн Майклс
Коннор же не только рядом, но и сам спланировал все это. Он хотел провести время с нами, сделать нам приятно. В ту страшную ночь, сбежав от Кевина, я говорила ему что-то про пироги, и он не только запомнил мои слова, но еще сумел превратить это в такой удивительный момент.
Как только мы паркуемся и Хэдли выбирается из машины, я поворачиваюсь к Коннору и, прежде чем успеваю себя остановить, говорю:
– Я люблю тебя.
Его прекрасные зеленые глаза загораются.
– Я полюбил тебя с того момента, как увидел.
– Думаю, я тоже, но все-таки нам еще нужно со стольким разобраться.
Он усмехается и берет меня за руку.
– У нас в запасе будет много времени для этого. А теперь пойдем собирать яблоки, и, быть может, сегодня вечером мы начнем разрабатывать план, как превратить нашу разобщенную троицу в семью.
После этого Коннор выходит из машины, а я задаюсь вопросом: смогу ли когда-нибудь отблагодарить его ужасного отца за то, что заставил его вернуться сюда.
29. Коннор
– Сколько яблок нам нужно на самом деле? – спрашиваю я, когда Хэдли кладет в тележку еще два.
Да, у нас тележка, потому что этот ребенок обчистил уже половину сада.
– Я люблю яблоки. Они полезные.
Хорошо, в этом она права, но… нам не нужно пятьдесят штук.
– Справедливо, но, думаю, нам уже хватит.
Хэдли останавливается, поворачивается ко мне и упирает руки в боки.
– Если у нас будет мало яблок, мама не сможет сделать пироги.
Я решаю не спорить с ней, а переключить ее внимание на что-нибудь другое.
– Ты любишь тыквенный пирог?[25]
Хэдли морщит нос:
– Фу-у-у.
Теперь я сомневаюсь, мой ли она ребенок. Как можно не любить тыквенный пирог?
– Ты когда-нибудь пробовала его?
– Нет, потому что он противный. Тыква же овощ.
Элли вздыхает рядом со мной:
– Это будет весело.
Не думаю, что она до конца понимает, что мне плевать на эти споры. Точнее, я хочу, чтобы их было как можно больше. Я готов спорить с этой малышкой обо всем.
– С ней даже спорить интересно.
Элли качает головой:
– О, жду не дождусь, чтобы увидеть, как ты заговоришь через месяц-другой.
Я тоже. Надеюсь, это ощущение никогда не пройдет, хотя…
Мои братья, возможно, когда-то тоже считали меня милым и интересным. Но к двухлетнему возрасту я стал для них инструментом для развлечений и козлом отпущения. То, что я был самым младшим, означало, что я был также самым глупым и слушался их во всем.
– Уверен, это пройдет, но лет через пять.
– Коннор, Коннор! Смотри, тут огромная тыква! – Хэдли указывает пальцем на самую большую, что я видел за всю свою жизнь. – Мы можем взять ее?
– Я сильный, но не настолько же.
Элли фыркает рядом со мной:
– Хэдли, она не поместится в машину.
Глазами малышка быстро находит другую тыкву. Но она лишь немного меньше предыдущей.
– А вот такую?
– Ты пригнала трактор? – спрашиваю я.
– А разве он работает? – закатывает глаза Элли.
Я прищуриваюсь:
– Пока нет. Ему, по-видимому, не хватает еще одной запчасти.
Хэдли хватает меня за руку и тянет к тыкве.
– Тогда мы не можем пригнать его, потому что он до сих пор сломан.
И как семилетке удалось овладеть таким уровнем сарказма?
– Но мы не можем взять тыкву размером с машину.
Хэдли театрально вздыхает:
– Ладно. Тогда мы можем взять пони?
– Э-э-э…
Как мы от тыквы так быстро перешли к пони?
Элли стоит и смеется. Выражение ее лица словно говорит: «Посмотрим, как ты справишься с этим, Коннор».
– Я не могу ничего обещать, Постреленок. Я с коровами-то едва справляюсь.
Хэдли смотрит в сторону, видимо обдумывая мои слова.
– Хорошо.
Что ж, это было просто.
– Может, позже, – добавляет она и снова меняет тему: – Давайте посмотрим еще тыквы. Ну, знаете, поищем такие, которые Коннор сможет поднять сам.
Мы блуждаем среди тыкв, и она сосредоточенно изучает каждую.
– Сможешь поднять эту? – спрашивает Хэдли, выбрав ту, что размером с ее ладошку.
Я бросаю на нее оскорбленный взгляд:
– Ты специально это делаешь.
Она хихикает:
– Я считаю, что ты можешь поднять все тыквы.
– Ты и правда думаешь, что я такой сильный?
– У тебя большие мускулы.
Видимо, чтобы точно меня в этом убедить, Хэдли обращается за вторым мнением к Элли:
– Правда, мам, у Коннора большие мускулы?
Я смотрю на Элли с хитрой усмешкой:
– Ага, мам, у меня большие мускулы?
– У тебя большое эго, – фыркает она.
Хэдли чешет голову:
– Что такое эго?
Элли вздыхает:
– Это то, что ты сам о себе думаешь. Кажется, Коннор уверен, что он самый сильный и красивый.
– Он красивый. Ты говорила Сидни, что тоже так думаешь, – сообщает нам Хэдли.
Элли возмущенно открывает рот, и я не могу отказать себе в удовольствии подразнить ее немножко. Это слишком весело.
– Ты так думаешь, а?
– Даже не помню, когда такое было.
Хэдли отвлекается от выбора тыквы и подходит к нам, чтобы взять нас за руки.
– Я считаю тебя красивым, – говорит она мне.
– Что ж, спасибо, Постреленок, – благодарю я, сжимая ее ладошку. – Кстати, я считаю твою маму очень хорошенькой.
– А меня?
– А тебя красавицей. Самой красивой девочкой на свете.
Хэдли сияет от моей похвалы. Она отпускает руку Элли и крепко обнимает меня за ногу.
У нее лучшие обнимашки. Они исходят от сердца и обвивают, словно щупальца.
– Можешь не покупать мне пони, Коннор.
Я смеюсь, потому что мысли в ее голове возникают ни с того ни с сего.
– Хорошо.
– Лучше щенка.
Элли поднимает глаза к небу:
– Давайте решим вопрос хотя бы с тыквой.
30. Коннор
Сегодняшний день был идеальным. Все прошло даже лучше, чем я планировал. Хэдли повеселилась, мы все-таки выбрали несколько тыкв, набрали тонну яблок и какой-то странной хреновины, которую Элли назвала горлянкой[26].
В настоящее время Элли убирает яблоки, а Хэдли ждет, чтобы мы все вместе отправились к домику на дереве. Для него у нас тоже есть тыквы, ведь украшения, по словам малышки, нужны везде.
Может, превратить одно из пастбищ в тыквенную грядку, чтобы она была счастлива?
– Готов? – спрашивает Элли, выходя ко мне с двумя тыквами и скатертью.
– Это для чего?
– Для занавесок.
– Занавесок?
– Хэдли хочет сделать свой домик более домашним, а занавески добавляют уюта.
Не знал, что это
