Оппортунистка - Таррин Фишер
– Я слышала, как он сказал об этом горничной по телефону, когда она случайно захлопнула дверь, оставшись снаружи.
Кэмми ругается, используя слово на букву «е», и называет меня жуткой сталкершей.
– Ну, а ты тогда – тупая сучка.
Мы стоим в фойе огромного дома Леа и Калеба. Я виновато кусаю ногти, пока Кэмми совершенно спокойно прохаживается вокруг, трогая их вещи. Наблюдая за ней, я гадаю, кто победил бы, если бы это она воевала с Леа.
– Только посмотри на это, – говорит она, поднимая филигранное драгоценное яйцо с украшенной золотой подставки. – Это стоит как минимум сотню сумочек от Картье.
– Положи на место, – шиплю я, брызжа слюной.
Этот дом похож на музей, где главный экспонат – это Леа. Повсюду, куда ни посмотри, я вижу фотографии и художественные портреты рыжеволосой стервы – некоторые из них милостиво включают Калеба. Прячась от ее взгляда, я встаю в альков.
– Мы и так проникли сюда незаконно. Можем и насладиться этим, – щебечет Кэмми в ответ.
Я иду за ней на кухню, где мы заглядываем в холодильник. Он забит всем подряд, от красной икры до шоколадного пудинга. Кэмми срывает виноградинку с грозди и сует в рот.
– Без косточек, – бормочет она.
Сок брызжет из ее рта на дверь холодильника. Я вытираю пятно бумажным полотенцем и бросаю его в мусорку.
Мы поднимаемся по лестнице, стуча каблуками по мраморному полу. Кэмми медлит у двери, которая ведет в главную спальню.
– Не-а, я туда не пойду, – говорю я, отступая на несколько шагов.
Я лучше отрублю себе руку, чем увижу их спальню.
– Ну, а я загляну. – И она открывает дверь, скрываясь в комнате.
Я иду в противоположном направлении. Прохожу по длинному коридору, на стенах которого висят черно-белые фотографии. Калеб и Леа режут свадебный торт, Калеб и Леа стоят на пляже, Леа курит сигарету перед Эйфелевой башней. Я отворачиваюсь в отвращении. Я больше не хочу здесь находиться. Это их дом, где они смеются, едят и занимаются сексом. Не могу поверить, как сильно все изменилось. Я чувствую себя так, как будто проснулась после комы и обнаружила, что мир двинулся дальше без меня. Почему изменились все вокруг, кроме меня?
Я спускаюсь обратно в холл, чтобы подождать Кэмми. А потом вижу овальную дверь. Калеб говорил мне, что однажды, когда купит дом, то дверь в его кабинет должна напоминать средневековые двери из фильмов. Я иду к ней и берусь за круглую ручку размером почти с мою голову. Дверь открывается – в лицо мне ударяет запах нового дома и мужского парфюма.
Раньше Калеб даже пах по-другому. За прошедшие четыре года он сменил парфюм. У меня снова возникает ощущение, что я только что вышла из комы.
Вдоль стен стоят книжные стеллажи из орехового дерева – полки заполнены романами, учебниками и немногочисленными сувенирами. Я иду к столу и сажусь в его огромное кресло. Кручусь на нем. Это его любимая комната во всем доме: все, что он любит и ненавидит, находится именно здесь. Подписанные бейсбольные мячи под стеклом – я легко могу представить, как он берет мяч в руку и подбрасывает несколько раз в воздух, а потом бережно возвращает обратно. Рядом с монитором компьютера лежат неаккуратной стопкой музыкальные диски самых разных жанров и исполнителей.
С некоторым удовольствием я замечаю тот самый диск из музыкального магазина, который я для него выбрала. Еще на столе стоит статуэтка Троянского коня, которую подарил ему отец, когда пропустил его двадцать первый день рождения. Она сделана из чистой бронзы – не стоит и упоминать, что она ужасно тяжелая. Калеб ненавидел эту статуэтку, но всегда хранил ее на виду, потому что, по его словам, она напоминала ему всегда выполнять свои обещания. Я поднимаю ее и переворачиваю вверх дном. Там небольшой тайник, о котором никто не знает. Калеб как-то сказал мне, что хранит там воспоминания – те, которые он не хотел показывать больше никому. Закусив губу, я открываю крышку. Одним преступлением больше, одним меньше, верно? Я и так уже перешла все границы.
Мои пальцы натыкаются на что-то тонкое и бумажное. Я осторожно вытаскиваю это и разворачиваю: это рисунок, сделанный углем. Под рисунком подпись художника: К. Прайс Кэрол большими буквами курсивом. Это портрет женщины. Она усмехается, демонстрируя ямочку на щеке. Я пялюсь на это лицо: узнаю его, но не могу вспомнить точно. Не потому, что портрет плохой, а потому что прошло уже много лет с тех пор, как я видела его в последний раз.
– Джессика Александер, – говорю я вслух, изучая ее большие глаза. – Еще один человек, чьим доверием я воспользовалась.
Свернув портрет обратно, я откладываю его в сторону. Интересно, как часто Калеб до сих пор думает о ней. О том, какой была бы их совместная жизнь. А думает ли он обо мне? Я тянусь к бронзовому коню снова – и на этот раз достаю что-то круглое и металлическое. Кольцо, которое Калеб носил на большом пальце, – то самое, со звездой и бриллиантом, которое я подарила ему на день рождения. Вздохнув, я подношу кольцо к губам. Он прячет его? Но, по крайней мере, он хранит его, верно? Может, иногда, ночами, наедине с собой, он включает мой диск и достает это кольцо, думая обо мне. Хотелось бы на это надеяться. Затем я вытаскиваю миниатюрные песочные часы с серебряными песчинками в них, а после – крошечный буклет, в котором на черных, красных, белых, золотых и зеленых страничках нет ни слова. Я не знаю, о чем эти сувениры ему напоминают: вероятно, это было уже после меня. Я ставлю статуэтку обратно на стол. Краем уха ловлю какой-то звон.
Где я слышала этот звук раньше? Я оглядываю стол и пол, ища источник звона. Где… где же? А, вот! Я поднимаю предмет, и из горла у меня вырывается жалкое блеяние. Не знаю, правда ли я удивлена, или я всегда знала, что он найдет его, но во рту у меня становится сухо, пока я переворачиваю предмет в ладони. Пенни – наше пенни. Он заходил в квартиру после моего отъезда? И увидел пенни, лежащее рядом с испорченным кофейным столиком?
Мои глаза наполняются слезами, когда я представляю его растерянность. Откуда он знал, что нужно взять именно ту вещь, с которой начался наш роман? Леа, наверное, сказала ему, осознаю я горько. Несмотря на свое обещание, она наверняка рассказала ему правду, испытывая извращенное удовольствие. Чтобы