Ты тоже видишь смерть - Ао Морита
– Ой! Исчезло… – Когда девушка взглянула мне за спину, то страшно удивилась. – Ура… Ура!
Она зажала рот ладонями и расплакалась, так и не вставая с земли.
Едва я услышал ее, как бросился домой – к зеркалу в ванной. Включил свет и уставился в пространство над головой в отражении.
Цифры, которые сводили меня все это время с ума, исчезли.
– И правда… – пробормотал я и шумно выпустил из легких воздух.
Секунд пятнадцать я разглядывал отражение, а потом вернулся к Куросэ. Она так и не поднялась с земли и только тихо плакала.
– Убежал… Спасся… – повторял я, пока еще не до конца осознавая.
Куросэ кивала, все так же утирая слезы.
Вот и мои глаза обдало жаром. Я изменил судьбу! Пусть я не чувствовал никаких изменений, но цифры исчезли, а значит, сегодня я не умру.
Но еще больше меня радовало, что плачевной участи избежала Куросэ. Она нашла способ продлить мне жизнь, а я – спасти ее от смерти… Стоило на секунду зазеваться, как по щекам заструились теплые ручейки.
Ни слова ей не скажу о том, какая опасность над ней нависала. Ей незачем знать. Ведь это не я ее спас, а она – меня.
– Как же здорово. Как же хорошо жить! – Голос Куросэ дрожал от слез, и я крепко-крепко прижал ее к груди.
Наступило утро. Проснувшись и сев в постели, я взглянул на календарь. В сентябре я зачеркнул все дни после шестого декабря, поэтому сорвал испорченный лист и бросил его в мусорку. Надо скорее покупать календарь на будущий год. А пока что я сладко зевнул.
Наступило, хотя я этого уже совершенно не чаял, седьмое декабря – тихое, ничем не примечательное утро.
Как же давно я так крепко не спал. В голове разлилась блаженная пустота. С тех пор как три с небольшим месяца назад появились цифры, я ни разу не выспался.
Впервые за несколько дней я полностью распахнул шторы, и в комнату пролился солнечный свет.
За окном, на сколько хватало глаз, простиралось голубое небо, и меня такая погода в первый день новой жизни более чем устраивала.
Ополоснув лицо и вытерев его полотенцем, я поднял глаза на зеркало. Встретился взглядом со все таким же изнуренным парнем, но на лицо, кажется, вернулось немного красок. Нормальное, живое лицо. Наверное, разогнал вчера кровь долгой прогулкой.
Но главное отличие – над головой. Ненавистные цифры, на девяносто девять дней приставшие ко мне, как репей, наконец растворились. И, совершенно счастливый, я наконец улыбнулся своему отражению.
– Утречко! Я с сегодняшнего дня возвращаюсь в школу! – объявил я, как только вышел из ванной, маме, которая готовила завтрак.
На секунду у нее округлились глаза, а потом она расплылась в улыбке:
– Да? Тогда я сейчас состряпаю тебе с собой обед. Кстати, мне кажется, или к тебе немножко вернулся румянец?
– Может быть… А я вчера сходил к дедушке на могилу.
– А? На могилу? Чего это ты вдруг?
– Да просто подумал, что давно не был… Надо будет как-нибудь вместе наведаться, и, если получится, с бабушкой. – Я улыбнулся озадаченной маме и уселся за стол.
Надо будет с ними обеими поговорить по-человечески. Рассказать, как погиб дедушка.
Уверен, и мамино мнение о нем исправится, и бабушка обрадуется, узнав правду. И больше всего я радовался, что смогу рассказать им о той стороне его жизни, которую они обе не знали. Я уже предвкушал, как они удивятся, услышав, как на самом деле обстояли дела.
После завтрака я переоделся в форму и пошел в школу. Мышцы после вчерашнего ломило, так что я еле крутил педали, но от боли чувствовал себя только живее.
Наверное, прозвучит патетично, но каждая секунда дня, которого я не должен был увидеть, наполняла меня восхищением. Вон пролетела ворона, а вон стоит дерево с опавшими листьями, а навстречу дует такой приятный холодный ветер – я бы ничего этого не увидел, ничего не почувствовал, если бы умер вчера. Я снова от всего сердца обрадовался, что до сих пор жив.
Пока я крутил педали в переизбытке чувств, впереди показался мальчик с четырьмя портфелями. Один висел на спине, другой – на животе, еще два он нес в руках и каждый шаг пошатывался. Над головой горело 11.
Я уж было проехал мимо, но опомниться не успел, как нажал на тормоз. Обернулся. Мальчик натянул на глаза кепку, опустил голову и явно меня не замечал.
– Тяжелые, наверное, портфели! – обронил я, и мальчик испуганно вскинул заплаканное лицо. – Ну-ка, давай помогу.
Я спустился с велосипеда, забрал портфели у него из рук и снял тот, что висел спереди. И правда тяжеленные! А уж как он, такой маленький, их тащил…
Два портфеля поместились в корзину, а третий я повесил на левое плечо.
Мальчишке сказал:
– Залезай! – И похлопал для убедительности по багажнику.
Бедняга смотрел на меня квадратными глазами и распахнул рот.
– Не зевай! Опоздаем. Я тебя подброшу.
Мальчик неуверенно кивнул и вяло вскарабкался ко мне за спину. Несчастным натруженным ногам пришлось тащить дополнительно младшеклашку и четыре портфеля в придачу, но велосипед все-таки кое-как тронулся. По пути мы миновали трех сверстников моего пассажира, которые ничего не несли, и я громко зазвенел колокольчиком.
Перед воротами школы я ссадил мальчика и отдал ему его груз.
– Если прямо им не скажешь, что больше не будешь ничего таскать, они не отстанут!
Школьник отвел глаза и закусил губу.
Я снова перекинул ногу через раму и кинул напоследок:
– Завтра опять подвезу, так что смотри не умирай!
Мальчик впился в меня изумленными глазами. Губы его задрожали, как будто он силился что-то сказать, но я торопился на электричку, так что пришлось поднажать на педали.
Тем не менее я услышал вдогонку тихое «спасибо». Я затормозил, обернулся, и мальчик мне робко улыбался.
Не знаю, достигну ли я таких же высот, как дедушка, но по крайней мере сделаю все возможное, чтобы цифры над головой этого мальчугана исчезли.
Я устремился к станции, молясь по дороге, чтобы они пропали уже завтра.
Впервые за три с лишним месяца я раскрыл тетради и учебники. Я силился наверстать упущенный материал и исписывал чистые листы убористыми знаками. Старался запоминать на уроке столько, сколько упихивалось в голову.
Глазом моргнуть не успел, как занятия кончились. Как только отзвенел звонок, я покидал все в сумку.
Южный корпус, третий этаж. Я отправился в кабинет литературного кружка.
Внутри царила тишина. Репетиции группы и странные завывания из
