Оппортунистка - Таррин Фишер
Он навещает меня каждые две недели или чаще, если позволяет расписание. Он всегда привозит Пиклз пару старых носков поиграть – она разрывает их на части примерно за два часа. Меня эти его подарочные носки слегка беспокоят, особенно когда я начинаю находить остатки обмусоленной шерсти между диванных подушек. Мне бы хотелось, чтобы он просто покупал ей резиновые игрушки. Однажды я говорю ему об этом, пока мы едем в новый ресторан на южной стороне города. Влажность слегка уменьшилась, и в открытые окна машины задувает холодный хлесткий ветер. Это напоминает мне об одной теплой зиме, случившейся так давно.
– Например, жевательные косточки, – говорю я слегка скучающим и отстраненным голосом. – Они ей нравятся.
– Хорошо, детка, – Тернер кладет мне руку на колено и начинает качать головой в такт музыке.
У него такой скучный вкус в музыке. Ровный, как квадрат. Я напеваю про себя тему из «Губка Боб Квадратные Штаны», глядя в окно. И вдруг я замираю. Тернер обеспокоенно поворачивается ко мне:
– Что случилось, детка? – спрашивает он, снижая скорость.
Детка.
– Ничего, ничего. – Я улыбаюсь, чтобы спрятать соленую влагу в глазах. – Просто ногу свело, и все.
Я притворяюсь, что потираю ногу. Но она не болит. Просто, глядя в окно, я зацепилась взглядом за разноцветную мигающую вывеску. Когда я сосредоточиваюсь на ней, живот болезненно сводит.
«Старое Доброе Мороженое Джексона»…
Как будто где-то в голове открылась дверь и все воспоминания, от которых я пряталась, хлынули назад. Пенни, и поцелуи, и бассейн, и все, что я разрушила своими руками. Черт. Меньше всего на свете я нуждалась сейчас в ноющем сердце.
– Почему бы нам не поужинать там? – говорю я с притворным весельем, кивая на кафе с мороженым.
Тернер смотрит на меня как на сумасшедшую, которой я и являюсь.
– Там? – переспрашивает он с очевидным отвращением в голосе.
Я морщусь.
– Ага. Разве ты не устал от всех этих пафосных ресторанов? Попробуем что-нибудь новое. Ну, давай, а? – Я обиженно выпячиваю нижнюю губу, потому что обычно это помогает мне добиться желаемого.
Театрально вздохнув, он сворачивает на площадь. Я задумываюсь над тем, какого черта я делаю и почему мне так нравится себя наказывать. Я хочу доказать себе, что это просто очередное кафе. Там нет никакой романтической магии. Но больше всего я хочу убедиться, что просто могу побывать в месте, навевающем воспоминания, без нервного срыва.
Приве-е-ет, Мороженое Джексона.
Кафе осталось почти таким же, как семь лет назад, – единственное, чего не хватает, это Харлоу, чье отсутствие я замечаю сразу. На стене за кассой висит его фотография. Внизу даты: «10 августа 1937 – 17 марта 2006». Я грустно ему улыбаюсь, пока жующая жвачку девушка-подросток ведет нас к столику. «Ей явно не хватает манер», – думаю я с горечью.
– Неплохое место.
Сарказм Тернера не остается незамеченным. Я обвожу взглядом «счастливый» и «несчастливый» столики.
– Заткнись. Хватит вести себя как сноб.
Он тут же смягчается:
– Прости, сладкая, – говорит он, беря меня за руки. – Я постараюсь быть более открытым к подобным вещам, хорошо?
Сладкая. Я сухо киваю, изучая меню.
Пока все идет неплохо. По крайней мере, я не дрожу и не плачу, ничего такого. Может, я и правда в порядке. Мы ужинаем и заказываем десерт. Я пытаюсь не думать о беседе, которая произошла под этой крышей годы назад, но периодически фразы вроде «Потому что мне важнее было узнать тебя поближе, чем победить в очередной игре» всплывают в голове. Я быстро отмахиваюсь от них и смотрю на своего чудесного жениха, который сегодня даже занизил свои стандарты, чтобы поесть здесь со мной. Благословение. Он – настоящее благословение свыше.
Когда мы уходим, я останавливаюсь у машины для создания сувенирных пенни, и мое сердце начинает биться быстрее. «Может, Тернер заметит, – думаю я. – Может, он сделает что-нибудь милое и романтичное с надписью на монетке». Но Тернер просто идет дальше, не замечая, и я разочарованно следую за ним. Той ночью я не занимаюсь с ним сексом.
Неделю спустя в дверь моего офиса стучат.
– Мисс Каспен? – это секретарша. – Мисс Спиннер желает видеть вас у себя в кабинете.
Черт! Берни всегда видела меня насквозь. Я собираюсь с духом, проводя пальцами по своей юбке от «Диор». Мне нравится покупать дорогие вещи. Если я ношу что-то, что стоит больше месячной зарплаты, то чувствую, что мой гниющий каркас хотя бы красиво обернут.
Я направляюсь в угловой офис, репетируя свою фирменную улыбку «Жизнь Великолепна». Я стучу, и она разрешает мне войти.
– У меня для тебя есть хорошие новости и плохие, – говорит Берни, когда я оказываюсь в кабинете.
Все та же старая добрая Берни, сразу к делу. Она жестом велит мне сесть в одно из кресел с узорами в виде пятен коровы. Я сажусь, скрестив ноги.
– Какую новость предпочитаешь услышать первой? – спрашивает она.
Теперь у Берни появилась седина в волосах и подруга по имени Фелиция.
– Хорошую, – говорю я, прикусив губу.
Плохие новости Берни могут разниться от «Я закрываю фирму, чтобы разводить гусениц на продажу» до «Я потеряла номер своей любимой службы доставки». Мне нужно мысленно подготовиться.
– Хорошая новость, – начинает она, – заключается в том, что я готова дать тебе твое первое по-настоящему большое дело – и оно будет громким, Оливия.
– Ла…дно, – говорю я, чувствуя пузырящуюся внутри радость.
Мне хочется вскочить и исполнить победный танец. «Ра-ра-сис-бум-ба!»
– Что за дело? – спрашиваю я спокойно.
– Слышала о маленькой фармацевтической компании «ОПАЙ-Джем»?
Я отрицательно мотаю головой.
– Это дочерняя фирма одной из больших корпораций. Шесть месяцев назад они выпустили в продажу новое лекарство под названием «Пренавин». Через три месяца после этого двадцать семь различных больниц сообщили, что «Пренавин» был обнаружен в крови у людей, поступивших с инфарктом – двое жертв были возрастом до тридцати лет и не имели ранее проблем с сердцем. Было проведено формальное расследование, и федералы раскопали кучу дерьма на этих людей.
– Дерьма какого рода? – спрашиваю я.
– Во время клинических исследований в тридцати трех процентах случаев у добровольцев наблюдалось свертывание крови. Тридцать три процента, Оливия! Ты знаешь, как это много? Это как шестидесятисантиметровый
