Дьявола не существует - Софи Ларк

Теперь вставляю ключ в замок. И распахиваю дверь.

Мара вздрагивает, словно ожидая пощечины.

Вместо этого ее глаза расширяются от удивления. Она входит в пещеристое пространство.

- Какого черта…- выдыхает она, ее босые ноги погружаются в густой ковер мха.

How Villains Are Made – Madalen Duke

Воздух богат кислородом, пещерное пространство наполнено зеленью. Папоротники цепляются за капающие камни. Это подземный сад, буйство жизни и красок, запертый в самом сердце земли.

- Это была моя мать, — говорю я ей.

- Она пыталась создать настоящий террариум – самоподдерживающийся и самовоспроизводящийся. Он работает с минимальным обслуживанием.

Мара потеряла дар речи и ступила в удивительно огромное пространство. Она понятия не имела, что спрятано под домом. Никто не знает, кроме меня.

- Боже мой, — шепчет она. - Это так красиво …

- Она проводила здесь все свое время. Особенно в конце.

Мара медленно поворачивается, тень падает ей на глаза.

Она понимает, что я привел ее сюда не просто так. Не только для того, чтобы показать ей сад.

- Здесь я нашел ее, — говорю я Маре. - Висит на этом дереве.

Я киваю в сторону остролиста, его корявая ветвь достаточно крепкая, чтобы выдержать вес моей матери, когда она выбила табурет у нее из-под ног. Я подбежал к ней и вцепился в ее холодные ноги. Даже близко недостаточно сильный, чтобы поднять ее.

Глаза Мары уже наполняются слезами, но мне нужно объяснить ей это, прежде чем она снова поймет неправильно. Прежде чем она построит повествование, в которое хочет верить.

- Мне было четыре года, — говорю я ей.

- Она уже знала, что со мной что-то не так. Мой отец обманул ее, когда они встретились, но с тех пор она узнала его. Видеть пустоту на его лице. Его небрежная жестокость. Ему не хватает нормального человеческого тепла. И, конечно же, в его брате Рубене она увидела полное воплощение того, кем мы являемся. Семейное проклятие.

Я глухо смеюсь.

Мара качает головой, желая возразить, но я говорю слишком быстро, решив рассказать ей все, прежде чем она сможет перебить.

- Она надеялась, что я не такой, как они. Она надеялась, что я добрый, как она. Но я уже был холоден и высокомерен, и слишком молод, чтобы знать лучше, чем говорить правду. Я сказал ей, как мало чего я вижу в людях, которые чистят наши туалеты и убираются в нашем доме. Я рассказал ей, как мне противен был наш садовник, потому что он был глуп и едва умел читать, а я уже дочитывал целые романы. Я видел, что я умнее других людей, богаче, красивее. В четыре года уже был маленьким монстром.

- Ты был ребенком, — говорит Мара.

- Она тоже так думала. Когда мама купила мне кролика, такой большой и серый. Она назвала его Тень, потому что я не хотел давать ему имя. Я ненавидел этого кролика. Я еще не научился пользоваться руками и голосом. Я обращался с ним неуклюже, он меня кусал и царапал. Я не мог успокоить его, как это делала моя мать, да и не хотел. Я ненавидел время, которое мне приходилось тратить на его кормление и уборку в его отвратительной клетке.

Мара открывает рот, чтобы снова заговорить. Я падаю на нее, мои легкие наполняются этим свежим, зеленым воздухом, но слова вылетают мертвыми и искаженными, падая между нами.

- Я заботился об этом кролике три месяца. Я ненавидел каждую минуту этого. Я пренебрегал им, когда мог, и кормил и поил его только тогда, когда она мне напоминала. То, как он любил ее и как ненавидел меня, приводило меня в ярость. Я разозлился еще больше, когда увидел разочарование в ее глазах. Я хотел доставить ей удовольствие. Но я не мог изменить свои чувства.

Теперь мне приходится сделать паузу, потому что мое лицо горит, и я больше не могу смотреть на Мару. Я не хочу рассказывать ей, что произошло дальше, но я вынужден. Ей нужно это понять.

- Однажды утром мы спустились в клетку и увидели, что у кролика сломана шея. Он лежал там, мертвый и искривленный, мухи уже садились ему на глаза. Моя мать видела, что его убили. Она не отчитала меня… в этом уже не было смысла. Посмотрев мне в глаза, она не увидела ничего, кроме тьмы. В тот же день она повесилась. Спустя годы я прочитал последнюю запись в ее дневнике: Я не могу его изменить. Он такой же, как они.

Теперь я смотрю на Мару, уже зная, что увижу на ее лице, потому что я видел это раньше, в единственном человеке, которого я когда-либо любил. Это взгляд женщины, смотрящей на монстра.

Слезы тихо текут по щекам Мары, падая на мягкий зеленый мох.

- Ты не убивал кролика, — говорит она.

- Но я хотел. Вот что ты должна понять. Мне хотелось убить этого чертового кролика каждый раз, когда я держал его в руках. Я этого не сделал только из-за нее.

Я все еще жду отвращения. Понимание того, что то, во что верила моя мать, было правдой: в четыре года я уже был убийцей. Бессердечный и жестокий. Сдерживается моей привязанностью к ней, но кто знает, как долго.

— Но ты этого не делал, — говорит Мара, сжав челюсти и пристально глядя на меня. Ты был ребенком — ты мог быть кем угодно. Она отказалась от тебя.

Мара злится, но не на меня.

Она злится на другую мать, которая потерпела неудачу в ее глазах. Мать, которая смотрела на своего ребенка и видела только уродство.

- Она была права, отказавшись от меня, — говорю я Маре. «Я не убивал кролика, но я убил многих других.

- Мне плевать, что ты сделал! - Мара плачет. - Меня волнует только то, что ты делаешь сейчас, когда тебя кто-то любит!

Она летит на меня, и я думаю, что она меня ударит. Вместо этого она хватает мое лицо руками и целует меня так же яростно и страстно, как и всегда.

- Я тебя люблю! Я чертовски люблю тебя. Твоя жизнь начинается здесь, сегодня, сейчас, когда я тебе сказала.

Я смотрю на разъяренное лицо Мары.

Я трогаю слезы, текущие по обеим сторонам. Я целую ее снова,