Дьявола не существует - Софи Ларк

- Ты садист.

Он целует меня, кусая мою губу так сильно, что течет кровь.

— Ты, черт возьми, это знаешь.

10

Коул

Ноябрь перетекает в декабрь, каждый день проходит быстрее предыдущего.

Я уже сожалею, что выиграл тендер на скульптуру.

Йорк требует, чтобы я построил его как можно быстрее, до следующего раунда выборов весной.

И, как я и ожидал, я чертовски ненавижу это.

Мне приходится командовать целой бригадой строителей, никто из которых не имеет ни малейшего понятия о работе с такими материалами.

Я нахожусь на холодной, свистящей плоской вершине парка Корона-Хайтс, в самый чертовски холодный декабрь с 1932 года, кричу на сварщиков, которые уже разбили дюжину пластин из дымчатого стекла, составляющих стены лабиринта.

Возможно, это было бы терпимо, если бы со мной была Мара, но ее нет. Она вернулась в студию, заканчивать сериал к шоу, которое я устраиваю на следующей неделе.

Всякий раз, когда мне хочется свернуть шею одному из некомпетентных стекольщиков, я достаю телефон и проверяю камеру в ее студии. Я чувствую умиротворение, наблюдая, как она рисует на холсте, как звучит ее музыка, как ее запасные кисти запутались в ее волосах.

Она слишком поглощена своей работой, чтобы думать обо мне.

Однажды она, казалось, почувствовала, что я наблюдаю. Она повернулась и посмотрела в камеру, ухмыльнувшись и дерзко помахав мне рукой. Затем задрала рубашку, продемонстрировав мне свою грудь, прежде чем вернуться к своей работе.

Она могла только догадываться, но мой член все еще бушевал в моей одежде, требуя, чтобы я отказался от этого идиотского проекта и помчался обратно в студию, чтобы я мог похоронить себя внутри нее.

Когда Мара работает, меня с тем же успехом можно не существовать.

Она полностью поглощена проектом, забывая есть, пить и спать.

Меня сводит с ума от зависти. Ненавижу, когда что-то отвлекает ее внимание от меня.

Мой разум работает не так.

Я могу думать о многих вещах одновременно, и одна из них всегда — Мара.

Подобно компьютеру, который может одновременно запускать несколько программ, я слежу за Шоу и офицером Хоуксом, контролирую строительство скульптуры и придумываю все возможные способы, которыми я могу обернуть еще одну веревку вокруг моей милой маленькой Мары и туго затянуть ее.

Когда могу оставить скульптуру в конце рабочего дня, я направляюсь в студию, чтобы вернуть внимание Мары туда, где оно должно быть: на себя.

Раньше я ненавидел праздники. Они казались жалкими и искусственными, призванными придать году некое подобие структуры. Таким образом, люди могли притвориться, что празднуют, хотя на самом деле они предпочли бы вообще не видеть свою семью и использовали бы только предлог, чтобы выпить как можно больше, прежде чем потерять сознание перед елкой.

Я узнаю, насколько другим выглядит мир, когда все, что ты делаешь, делается для кого-то другого.

Теперь вместо того, чтобы рождественские елки и украшения казались мне безвкусными, я хочу найти самые красивые из возможных, чтобы удивить Мару, когда она войдет в дверь и обнаружит дом, украшенный мягкими серебристыми огнями. Я хочу видеть их отражение на ее коже и волосах, перекликаясь с дымчатым цветом ее глаз.

Легко свести Мару к детскому удивлению. Чтобы дать ей то, чего у нее никогда не было.

Я складываю подарки под елку, десятки, и все с ее именем на бирках. Ей все равно, что внутри — тот факт, что ее ждут подарки, доводит ее до слез, и ей приходится идти и прятаться в дальнем углу дома, в наушниках, завернувшись в одеяло, пока она не будет готова прийти. посмотрите на них еще раз.

Все глупости, которые делают люди, за которыми я раньше наблюдал, только теперь я в центре всего этого.

Я беру ее кататься на праздничном катке в Эмбаркадеро-центре. В эту странную зимнюю погоду у жителей Сан-Франциско кружится голова от радости, когда они надевают шарфы и шляпы с помпонами, носятся под обмороженными пальмами и пьют горячее какао.

В городе вдвое больше мерцающих огней, словно пытаясь разогнать ледяной туман, дующий с залива, каждый день холоднее предыдущего.

Остальные фигуристы то появляются, то исчезают из поля зрения, словно призрачные призраки.

Мара – ангел в мягко сияющем свете.

Я купил ей белоснежную парку с мехом по всему лицу. На ней пара пушистых варежек и новенькие коньки, только что заточенные до остроты бритвы. Только лучшее для Мары, никакой дерьмовой аренды.

Я никогда не знал, насколько приятной может быть щедрость. Моя способность сделать ее жизнь комфортной и волшебной дает мне ощущение божественной силы. Это уже не гневный бог, а исполненный добра и света.

Я не знаю, есть ли во мне настоящая доброта.

Но Мара верит в это. Она верила, что я не причиню ей вреда, хотя у меня было полное намерение убить ее. Теперь она верит, что у меня есть способность любить.

Что такое любить кого-то?

Судя по внешнему виду, я очень влюбленный мужчина. Я осыпаю ее подарками, похвалами, вниманием.

Но я прекрасно понимаю, что все, что я делаю для Мары, приносит мне пользу. Я питаюсь ее радостью, как вампир. Горячее какао становится слаще, когда я слизываю его с ее губ. Огни еще красивее отражаются в ее глазах. Воздух в моих легких свеж и сладок, когда мы летим по льду вместе, рука об руку.

На данный момент все наши интересы совпадают. Что хорошо для Мары, хорошо и для меня.

Это не требует реальных жертв. Я делаю только то, что хочу.

Но, возможно, я меняюсь в малейшей степени.

Потому что впервые я задаюсь вопросом, заслуживает ли она большего, чем это.

Мара думает, что видит, кто я, и все равно любит меня.

Только я знаю, насколько на самом деле у меня холодно на душе.

Я сказал себе, что всегда был честен с ней. При этом позволяя ей поверить в то, во что она хочет верить: что у меня всегда были веские причины… что я могу быть оправдан.

Пришло время сказать ей правду. Показать ей единственный способ, который я знаю.

Я веду Мару на самый нижний уровень дома. К запертой двери, которую она никогда не видела дальше.

Я вижу, как ее страх растет, пока мы спускаемся по лестнице. Мара — любопытный котенок…