Оппортунистка - Таррин Фишер
– Калеб? – Я касаюсь его руки. – Спасибо.
– Не благодари, – отвечает он мягко. – Это ради нас обоих.
– Ладно, – говорю я, хотя понятия не имею, о чем он. – Эй, давай возьмем мороженое в «Вендис» по пути?
Восьмичасовую поездку в Джорджию мы превращаем в семичасовую. Большую часть дороги мы проводим в уютном молчании. Я все думаю о Леа и о беспорядке в моей квартире. Время от времени я нервно грызу ногти, но Калеб продолжает убирать мои руки ото рта. Я пытаюсь разозлиться на него – моя дурная привычка, – но он не дает поводов придраться.
Я засыпаю. А когда просыпаюсь, Калеба нет. Подняв голову, выглядываю в окно и вижу, что мы остановились передохнуть у обочины. Я снова притворяюсь спящей и жду его возвращения. Слышу быстрые шаги по асфальту: он старается быть как можно тише, пока открывает дверь, чтобы не разбудить меня. Но он не заводит двигатель сразу же. Я чувствую, как он разглядывает мое лицо. Гадаю, решит ли он разбудить меня, чтобы спросить, не нужно ли мне в туалет. Он не будит. Наконец машина гудит, возвращаясь к жизни, и я чувствую касания его руки, переключающей скорости рядом с моим коленом.
Мы прибываем в парк «Тихие воды», когда розоватое солнце только начинает подниматься над горизонтом. Деревья раскрашены осенью в рыжий, красный и желтый. Машина подпрыгивает на дороге из гравия, пока мы едем ко входу. Я чувствую толику вины, когда вижу парк – точно такой же, как в последнюю нашу поездку сюда. С неудовольствием размышляю о том, что кто-то может меня узнать, но отбрасываю эту абсурдную мысль: в последний раз мы были здесь три года назад, и вряд ли те же работники все еще заведуют местом для отдыха, не говоря уже о том, что они видят сотни лиц каждый год. Калеб паркуется перед зданием администрации и выключает радио.
– Здесь холодно, – я издаю смешок, прижимая колени к груди.
Он закатывает глаза.
– Мы в Джорджии, а не в Мичигане.
– И все-таки, – говорю я лукаво, – у нас нет ни одеял, ни теплой одежды. Придется греться друг о друга.
Он удивленно распахивает глаза. Я смеюсь над его реакцией и выталкиваю через открытую дверь.
– Иди! – велю я, показывая на офис.
Калеб чуть не спотыкается, пятясь от машины в притворном изумлении, а потом разворачивается и забегает в здание. Я устраиваюсь на сиденье поудобнее, довольная своей глупой шуткой.
Через десять минут Калеб выходит в сопровождении пожилой женщины. Когда он доходит до машины, она машет ему, как знаменитости мирового уровня. Ее щеки раздуваются, как наволочки на ветру, и я усмехаюсь. Он везде заводит себе друзей… или поклонников. Амнезия, похоже, на это не повлияла.
– Палатки здесь не разрешены, – сообщает он, – но есть хижины, которые они сдают в аренду. Выглядят как палатки, только больше и с деревянными полами.
Я это уже знаю. В первый раз, когда Калеб обманом заманил меня сюда, он заявил, что мы будем ночевать в роскошных апартаментах. Я собрала вещи, радуясь возможности уехать из Флориды, чего никогда не делала раньше, и гадала, будет ли в наших «апартаментах» камин. Когда мы приехали в парк, я огляделась с предвкушением в поисках нашего коттеджа.
– Где он? – спросила я тогда, вытягивая шею, чтобы заглянуть за деревья.
Все, что я видела, – это шатры, напоминающие индейские типи. Может, дома были дальше в лесу? Калеб тогда улыбнулся мне и остановил машину прямо перед одним из таких типи. Он рассмеялся, видя, как я побледнела.
– Я думала, мы будем жить в доме, – сказала я, скрещивая руки на груди.
– Поверь, Герцогиня, условия здесь роскошные. Обычно палатку приходится ставить самому, а пол – это просто тонкий брезент на земле.
Заворчав, я с несчастным видом уставилась на шатер. Он обманул меня. И все же, несмотря на мой изначальный ужас, это оказались лучшие выходные в моей жизни, и я навсегда стала зависимой от таких вот «роскошных условий».
– Пойдем купим меховые накидки, – возвращает меня в реальность Калеб, включая в машине обогреватель.
Я киваю, довольно глядя в окно.
В нескольких милях отсюда мы находим «Уоллмарт» и идем туда, оставляя Пиклз в машине. Калеб приобнимает меня за плечи, пока мы бежим к дверям. Люди пялятся на нас, как будто у нас торчат во лбу антенны. Некоторые из них одеты в шорты.
– Да тут же мороз, как на Северном полюсе, – говорю я Калебу, и он улыбается, как будто я сказала глупость.
– Не для них.
Я ужасно мерзну, хотя на улице по меньшей мере плюс десять, и размышляю о том, каково это – жить там, где идет снег. Я думаю спросить о снеге Калеба, но потом вспоминаю, что он об этом ничего не помнит.
Мы направляемся в отдел с одеждой. Калеб находит нам одинаковые толстовки с котятами, на которых написано: «Я котею от Джорджии».
– Мы покупаем это, – говорит он, бросая толстовки в тележку.
Я смотрю на них с ужасом и качаю головой.
– В этом невозможно хорошо выглядеть.
Он аккуратно трогает меня за нос.
– Ты будешь красивой даже в грязном мешке из-под картошки.
Я отворачиваюсь, чтобы спрятать улыбку.
Мы заполняем тележку нижним бельем, спортивными штанами и носками, а потом направляемся к отделу с едой.
К тому времени, как мы встаем в очередь перед кассой, у нас набрано еды на две недели вперед. Калеб достает свою кредитку и отказывается принимать от меня деньги. Мы натягиваем толстовки через голову рядом со стопкой бесплатных журналов в фойе и идем с сумками к машине.
– Завтрак, – говорит Калеб, бросая мне консервную банку с вареным арахисом.
Я кривлюсь в отвращении.
– Я точно видела «Макдоналдс» по пути. – Я бросаю банку обратно.
– Ни за что. – Он впихивает банку мне в руки. – Мы будем отдыхать на природе, как полагается. Ешь свой арахис!
– «Как полагается», – ворчу я. – Поэтому ты купил электрический обогреватель?
Он косится на меня, и я вижу улыбку, прячущуюся в уголках губ. Ему всегда нравилось, когда я дерзила в ответ.
Около девяти утра мы останавливаемся на подъездной дорожке и начинаем загружать припасы в палатку. Я сдираю с наших новых спальников ценники и раскладываю их на противоположных сторонах тесного помещения. Выглянув из палатки, вижу, как Калеб складывает дрова для костра. Понаблюдав мгновение, как его сильные руки тянут и
