Самая холодная зима - Бриттани Ш. Черри
Что, если он употребил ещё, выйдя из кладовки?
Что, если ему нужна была реальная помощь, а я приняла неправильное решение, не сообщив ничего директору?
Я тонула в трясине вины, пока около одиннадцати вечера не получила сообщение.
Майло: Все хорошо.
Я глубоко выдохнула, словно впервые за ту ночь.
«Все хорошо».
Глава 11
Майло
Я вернулся домой поздно, проведя большую часть дня в полном раздрае. У меня болел живот. Это было неудивительно. «Чем выше взлетишь, тем больнее падать». Это всегда было сложнее всего. Том был достаточно любезен, чтобы найти меня, пока я бродил по коридорам в неадекватном состоянии. Он посадил меня в машину, отвёз к себе домой и спрятал в ванной, пока я не протрезвел и не смог добраться до дома. Когда он высадил меня, я пробормотал «спасибо».
– Майло, ты же знаешь, что мы друзья, да? – сказал Том до того, как я успел выбраться из машины.
– Да, конечно.
– Нет. Я серьёзно. Я знаю, что я новичок в этом городе, и я знаю, что мы разные почти во всех отношениях, но я считаю тебя своим хорошим другом. Так что, если тебе когда-нибудь понадобится с кем-нибудь поговорить… или просто помолчать, то я к твоим услугам. Возможно, я не такой тихий, как Крис, но я могу научиться молчать.
Я посмотрел на него и кивнул:
– Спасибо, Ти.
– Ти? – выдохнул он, прижимая руки к груди. – Ты только что дал мне прозвище? Наши отношения теперь на таком уровне?
– Не раздувай из мухи слона, – проворчал я, открывая пассажирскую дверь.
– А вообще, это круто.
Я вылез из его машины, а он опустил окно и заорал:
– Увидимся позже, Ми-Ми!
Ми-Ми.
Я даже не ожидал, что мне это так сильно не понравится, но я был почти уверен, что он будет называть меня так до конца жизни.
Папина машина стояла на подъездной дорожке, и это был хороший знак. Я подумал, что он потеряет сознание где-нибудь в баре или его закроют за непристойное поведение, за то, что он помочился на стену здания или что-то в этом роде. Вместо этого я вошёл в дом и услышал, что он в спальне. Дверь была закрыта, но я мог слышать всё отчётливо, и невероятно ясно.
Он рыдал.
Захлёбывался на вдохе. Тяжело выдыхал.
Я не знал, что его горе может усугубить моё собственное.
Мы больше не были близки, но было что-то чертовски болезненное в том, чтобы слышать плач своего отца. Большую часть моей жизни он был решительным и жёстким человеком, который никогда не проявлял слабости. Слышать, как он разбивается на куски, было так странно.
Недолго думая, я попытался повернуть дверную ручку, чтобы проверить, как он там, но она была заперта.
Я опустился на пол возле его комнаты, прислонился спиной к стене и поджал колени к груди. Папа плакал от боли.
Я разбивался вместе с ним, сидя у этой стены, уткнувшись лицом в ладони.
Наши беды отличались друг от друга. Он потерял жену; я потерял мать.
И всё же мы оба разбились на миллион кусочков.
В этом вся особенность горя – оно не делает исключений. Оно просто топит всех и каждого.
Глава 12
Майло
Большую часть выходных я провёл, пытаясь взять себя в руки. Мне не часто бывало стыдно за себя, но я определённо чувствовал стыд, когда наступил понедельник и пришло время занятия со Старлет. Все-таки она стала свидетельницей моего полномасштабного срыва.
– Прошу прощения за пятницу. Я был не в себе, – пробормотал я, входя в библиотеку.
Я бросил рюкзак на стол и заворчал от головной боли. Никакое количество ибупрофена не облегчало дискомфорт. Наверное, мне следовало выпить больше воды на выходных, но я был не в лучшем настроении, чтобы предпринимать подобные действия.
Старлет улыбнулась мне. В её взгляде не было ни раздражения, ни осуждения, ни злости.
– Ты не злишься, – прокомментировал я.
– Нет.
– Почему ты не злишься? Я мог бы втянуть тебя в кучу неприятностей.
– Всё в порядке.
Она поёрзала на стуле, а затем протянула руку и положила её мне на предплечье. Я проследил за ней взглядом. Мне следовало убрать руку, но тепло было слишком захватывающим.
– Почему ты трогаешь меня? – спросил я.
– Я говорила с директором Галло. Он объяснил мне, что случилось в пятницу.
Ох.
Это всё объясняет.
Она жалела меня.
Я отдёрнул руку и положил её себе на колени.
– Это был обычный день.
– Нет, – покачала она головой. – Это не так.
«Нет», – молча согласился я. Это не так.
Я пошарил в рюкзаке, чтобы вытащить учебник по математике.
– Я решил, что нам следует начать с парочки задач и… – начал я.
– Как её зовут? – вмешалась Старлет.
Я изогнул бровь:
– Что?
– Твою маму. Как её зовут?
Моё горло сжалось, я застыл на месте:
– Почему ты спрашиваешь меня об этом?
– Потому что я могу сказать, что она важна для тебя. Я хочу знать о вещах, которые важны для тебя.
«Она важна для тебя».
Как будто моя мать всё ещё была рядом.
Я ненавидел смысл этих слов.
В то же время мне понравилось, как Старлет это сказала.
Я поморщился:
– Нет, не надо. Тебе жаль меня.
– Мне тебя жаль, – призналась она. – Но ещё я хочу знать, что для тебя важно. Я испытываю эти чувства одновременно.
– Ты должна меня учить. Не спрашивать о моей личной жизни. Так как насчёт того, чтобы ты делала свою работу? – фыркнул я.
Её глаза встретились с моими, и она улыбнулась, совершенно не тронутая моим плохим отношением. Она скрестила ноги и откинулась на спинку стула, не сводя с меня взгляда.
– Мою маму звали Роза. Она была моим лучшим другом. Её самым любимым занятием в мире было самостоятельное изготовление вещей. Мыло, лосьоны. И свежее домашнее яблочное пюре – на нашем заднем дворе есть сад. У мамы была аллергия на собак, но она всегда прижимала их к себе, если они к ней подбегали. Она ненавидела овощи, но делала вид, что любит, чтобы заставить меня их есть. И она любила меня и моего отца до глубины души. Мы тоже её любили. Потеряв её, мы на долгое время потеряли самих себя. Мне потребовались годы, чтобы не плакать, глядя на её фотографию. Я всё ещё иногда плачу, но уже меньше. Однажды она сделала мне велосипед.
