Очаровательный повеса - Элизабет Хойт
В черных глазах полыхнул гнев:
– Вы прикоснулись к ней.
Но Аса не собирался сдаваться.
– Да, и что? Я же не причинил ей боли.
– Это не важно, – холодно заметил Жан-Мари. – Вашего прикосновения – как прикосновения любого мужчины – достаточно, чтобы привести ее в такое состояние.
– Проклятье! Но ты ведь тоже мужчина! – прорычал Аса. – И ничего, она не падает в обморок.
Губы Жана-Мари дернулись.
– Я ее друг, у меня есть жена, и уже много лет мы рядом с ней. Я охраняю ее и сумел завоевать доверие.
Аса покачал головой, глядя на Эву, сгорбившуюся на стуле. Что ж, по крайней мере не впала в ступор, но на них не смотрела, хотя не слышать их разговора не могла.
– Но почему? – не мог взять в толк Аса. – Что послужило причиной?
– Это не моя история, и не мне вам ее рассказывать, – заявил Жан-Мари и уже взялся за ручку двери, но секунду помедлил и тихо добавил через плечо: – Вам придется спросить ее.
Он вышел в коридор, где его, вероятно, уже кто-то ждал: до Асы донеслись обрывки слов, – почти сразу же вернулся и ласково сказал:
– Пойдем, моя маленькая. Экипаж уже здесь.
Аса сжимал и разжимал кулаки, чувствуя себя совершенно беспомощным.
– Вам потребуется больше часа, чтобы добраться до Темзы, переправиться и там уже нанять другой экипаж, до дома.
Жан-Мари посмотрел на него, вскинув бровь.
– Есть идеи получше?
Аса понурился.
– Нет, к сожалению.
Когда лакей вел Эву к двери, она опустила голову, словно смущена, пребывает в замешательстве. Аса сразу почувствовал себя лучше. Любая эмоция лучше, чем ужасная абсолютная пустота
– Я позабочусь о ней, – сказал Жан-Мари.
Аса хотел бы сам отвезти ее домой и попытаться выяснить, что с ней, но у него есть театр, а в нем – вредитель.
Проводив взглядом Жана-Мари и Эву, он отправился на сцену. Этим он займется потом. Сначала надо позаботиться о театре, парке и людях.
А что с ней произошло, он непременно выяснит…
Глава 7
Король указал на хлеб и вино: «Ешь, девочка». Дав села на маленький стульчик, отломила кусочек хлеба и положила в рот, ни на мгновение не забывая смотреть в глаза родителю. Короля это раздражало, и он указал ей на вино: «Пей!» Дав налила себе стакан, по-прежнему не спуская с отца глаз.
И лицо его исказила ярость.
Позже тем же вечером Бриджит Крамб открыла дверь Гермес-Хауса, и, обнаружив на пороге Малколма Маклиша в чрезвычайно взъерошенном состоянии, удивленно отступила. Архитектор часто приходил в особняк, поэтому домоправительница привыкла к нему, хотя обычно он являлся без пятен на сюртуке и строительного мусора в волосах.
– Мне необходимо написать его светлости, – заявил Маклиш, споткнувшись о порог. – Сегодня рухнула проклятая сцена. Одна из танцовщиц погибла.
Поскольку это было заявление, а не вопрос или приказ, Бриджит ни слова не говоря, повела молодого человека в кабинет герцога. Спотыкаясь, он поднимался за ней по лестнице. Бедняга казался совершенно измотанным, и ей стало его жалко.
Бриджит открыла дверь кабинета и сказала:
– Располагайтесь, а я принесу чай и легкие закуски.
Он благодарно улыбнулся.
– Да благословит вас Господь, добрая женщина. С раннего утра ничего не ел.
Бриджит кивнула и вышла.
В Гермес-Хаусе, как и во многих особняках представителей высшего класса, имелась лестница для слуг в задней части дома, которая скрывалась за дверью, обитой дубовыми панелями. По ней Бриджит и спустилась в кухню.
Миссис Браун стояла у большого кухонного стола и месила тесто.
– Приготовьте поднос с чаем и закусками для мистера Маклиша, – велела ей миссис Крамб.
– Да, мэм, – улыбнулась кухарка, женщина средних лет с вьющимися седыми волосами, которые она собирала в тугой пучок и прятала под чепцом. Ее нисколько не беспокоило, что ей приказывает такая молодая дама. – Бетси отнесет все наверх.
– Нет необходимости, – сказала Бриджит. – Я отнесу сама.
Миссис Браун никогда не задавала лишних вопросов и не подвергала сомнению распоряжения экономки, а просто их выполняла. Кухарка была начисто лишена любопытства, за что Бриджит была ей очень благодарна.
Кухарка подозвала одну из помощниц, которая что-то мыла в горячей воде. Девушка вытерла насухо руки и принялась готовить чай и закуски. Очень скоро поднос был готов, и миссис Браун передала его Бриджит. Поблагодарив кухарку кивком, экономка вышла, поднялась по лестнице, взглянула, как всегда, в одно из множества зеркал, которыми были увешаны стены, и с раздражением отметила, что чепец, всегда сидевший безупречно, слегка съехал на бок.
Когда она вошла в кабинет, мистер Маклиш что-то яростно писал.
Она поставила поднос рядом с ним, взглянула на письмо, успела разобрать три слова: «…возможно, намеренное вредительство…» – и отвела глаза.
– Да благословит вас бог, – выпалил мистер Маклиш, наливая себе чаю. – Всю вторую половину дня я помогал расчищать завалы.
– Похоже, что-то серьезное. – Бриджит немного встревожилась. – Известно, что вызвало обрушение?
Мистер Маклиш ответил, увлеченно намазывая булочку маслом:
– В точности нет, но некоторые доски, поддерживавшие сцену, были частично подпилены. Так мне сказал мистер Харт. Он подозревает, что это вредительство.
Бриджит задумалась. Получается, кто-то не хочет, чтобы «Хартс-Фолли» открылся, а значит, возникает закономерный вопрос: злоумышленники охотятся за мистером Хартом или самим герцогом Монтгомери?
Мистер Маклиш откусил от булочки и, запечатав письмо, передал его Бриджит, не преминув заметить:
– Не понимаю, почему его светлость не пользуется почтой.
– Не могу сказать, – ответствовала Бриджит, взяв письмо.
– Спасибо, миссис Крамб. Вы, как всегда, на высоте, все у вас под контролем. Вероятно, это потому, что вы из шотландцев.
Лицо Бриджит застыло.
– Боюсь, вы ошибаетесь. В моих жилах нет шотландской крови.
– Нет? Жаль. Я обычно сразу распознаю акцент соплеменников. – Маклиш встал, потянулся и широко зевнул. – Мне, пожалуй, пора вернуться в «Хартс-Фолли». Когда я уходил, там еще расчищали подвал. Думаю, работы хватит на всю ночь.
– Желаю удачи, мистер Маклиш.
Проводив гостя, миссис Крамб тщательно заперла дверь, быстро вернулась в дом через кухню и прошла в свою маленькую комнатку рядом с кладовой. Там она подошла к зеркалу, висевшему над комодом. Оно было ненамного больше ее лица, но ее это вполне устраивало. Бриджит развязала тесемки и сняла чепец. Ее черные, как вороново крыло, волосы были стянуты в тугой пучок на затылке, отчего совершенно белая прядь над левым глазом была практически не видна.
Убедившись, что все заколки на месте, она вернула чепец на голову, позаботившись, чтобы белая прядь была полностью скрыта.
Наконец, аккуратно завязав тесемки, она удовлетворенно кивнула своему отражению
