Порочный красный - Таррин Фишер
– Привет, мама.
– Вставай.
– Хорошо…
– Твой отец очень рассержен, Джоанна. В этом году ты попадаешь на своей машине в ДТП уже в третий раз.
Я неловко заерзала. Она была права.
– Он сейчас завтракает. Он хочет, чтобы ты спустилась, чтобы он мог поговорить с тобой.
Я кивнула. Он отправил ко мне мою мать – ну еще бы. Мой отец никогда не разговаривал со мной, пока моя мать – его вечная посланница – не приглашала меня на встречу с ним. Я помню, что даже когда я была маленькой девочкой, именно так меня вызывали к нему, если я проказничала.
* * *
Я торопливо надела ту одежду, которая была на мне вчера вечером, спустилась вслед за ней по лестнице и прошла в столовую. Он сидел на своем обычном месте во главе стола, развернув перед собой газету. У его локтя стояли чашка кофе и тарелка омлета с козьим сыром и шпинатом. Когда я вошла, он даже не поднял головы.
– Сядь, – сказал он. Я села на стул, и наша экономка принесла мне кофе и маленькую белую таблетку.
– Джоанна, – продолжил он, сложив свою газету и глядя на меня своими жесткими серыми глазами. – Я решил, что тебе будет лучше, если ты будешь работать на меня.
Я вздрогнула. У меня уже была работа. Я работала кассиром в одном из местных банков. Мой отец не брал на работу членов своей семьи и своих родственников; он называл это конфликтом интересов. Совсем недавно, в прошлом году, моя двоюродная сестра попросила его дать ей место бухгалтера, и мой отец отказался.
– П-почему?
Он нахмурился. Мой отец не любил, когда его спрашивали, почему.
– Я имею в виду… что, по-твоему, нельзя смешивать семью и работу, – торопливо добавила я. На моих ладонях выступил пот. Господи, зачем я так много выпила вчера вечером?
Мой отец был красив. У него были оливковая кожа и серые глаза с зеленцой. Он много лет проводил в спортзале по десять часов в неделю и выглядел подтянутым и мускулистым. Я с моими огненно-рыжими волосами и бледной кожей совсем не похожа на него.
Его глаза встретились с моими, и я поняла, что он хочет сказать.
Мою грудь захватила тупая боль, будто ища чего-то. Она нашла мое сердце, разорвала его и залезла внутрь. Я подняла мои эмоции с пола и посмотрела своему отцу в глаза. Если он хочет, чтобы я оставила мою нынешнюю работу и стала работать на него, я оставлю мою нынешнюю работу и стану работать на него.
– Да, папа.
– Ты начнешь в понедельник. Пока твоя машина будет находиться в автосервисе, ты можешь брать «Линкольн». Оставь ключи у Клиффа.
Он снова развернул свою газету, и я поняла, что разговор окончен.
Я встала, желая сказать что-нибудь еще, желая, чтобы он сказал что-нибудь еще.
– До свидания, папа.
Он вообще не обратил внимания на то, что я что-то сказала.
Моя мать ждала меня в коридоре. Она отдала мне ключи от «Линкольна». Все это было так хорошо отлажено.
Я поехала прямиком в банк и сообщила им, что я больше не выйду на работу. Затем направилась в свой таунхаус, намереваясь выпить бутылку вина и лечь спать. Когда я вернулась домой, на моем крыльце сидел Калеб. Я остановилась как вкопанная. Он был в своей рабочей одежде: серые брюки и белая рубашка с рукавами, засученными до локтей. Он сидел, расставив ноги, и опирался локтями о колени, глядя в землю и уйдя в свои мысли. Услышав стук моих каблуков на бетоне, он поднял глаза… и улыбнулся. Это была усмешка, та самая. Она достигла его глаз, и я начала гадать, не представляет ли он меня голой. Господи, как же я втюрилась в этого мужчину. Я прошла мимо него и отперла дверь. Когда я открыла ее, он встал и последовал за мной внутрь.
Потом мы заказали тайскую еду и сидели в постели, поедая ее. Мне все еще было немного не по себе после разговора с моим отцом – не говоря уже о том, что я только что снова переспала с Калебом, и это было после того, как он сказал, что не хочет меня.
– Почему ты явился сюда? Ты не можешь заявляться ко мне ради секса, а потом говорить мне, что я недостаточно хороша, чтобы быть твоей девушкой.
Он поставил свой контейнер из-под еды на приставной столик и повернулся ко мне лицом.
– Я этого не говорил.
– Тебе не было нужды это говорить, говнюк. Дела говорят громче слов.
Он кивнул. Мои палочки для еды замерли в воздухе. Я ожидала, что он хотя бы станет это отрицать.
– Ты права. Прости.
Он взял мой контейнер из-под карри и мои палочки для еды и поместил их рядом со своими. Я вытерла рот тыльной стороной руки, пока его внимание было отвлечено. Что-то назревало – я это чувствовала.
Он посадил меня себе на колени, так что я села на них верхом.
– Я расскажу об этом только один раз. И не задавай мне вопросов, хорошо?
Я кивнула.
– Я был с ней три года. Я любил ее… люблю ее, – поправился он. Меня захлестнула ревность. Она заполнила меня, поскольку ей некуда было деться. У меня было такое чувство, будто она распирает меня и я сейчас лопну. Я прикусила внутреннюю поверхность своей щеки.
– Ты не можешь полностью перестать любить, когда ты так влюблен. – Его глаза словно остекленели. – Как бы то ни было, мы были очень молоды… и глупы. Я не мог контролировать ее так, как хотел; она была слишком сильной. Как-то вечером я принял очень плохое решение, и она поймала меня.
– Ты ей изменил? – До сих пор я молчала, боясь заговорить, чтобы не мешать ему откровенничать, что с ним случалось нечасто.
Его зубы сжались, ноздри раздулись.
– Да… нет. – Он потер лоб. – Я… – Он уронил руку мне на бедро. Вид у него был такой страдальческий, что я подняла руку и приложила ладонь к его щеке. Я знала, что отец Калеба ужасный бабник. Сейчас он был женат в четвертый раз на женщине, которая была моложе меня. По словам Калеба, он относился к поведению своего отца крайне неодобрительно, так что я здорово удивилась, услышав о его измене.
– Я не из тех, кто изменяет, Леа. Но,
