Воровка - Таррин Фишер

Она втягивает воздух через нос, встряхивает головой. Так она подавляет слезы.

– Ты собирался спросить, не выйду ли я за тебя?

Я подумал, не рассказать ли ей о вечере, когда она застала меня в офисе, но решил не перегружать ее эмоционально.

– Почему ты продолжал строить? Обставлять его мебелью?

– Просто проект, Герцогиня, – мягко говорю я. – Мне нужно было что-то исправить.

Она смеется:

– Ты не смог исправить ни меня, ни ту рыжую девку и решил удариться в ремонт?

– В этом гораздо больше пользы.

Она фыркает. Я бы предпочел, чтобы она хихикнула.

Она включает свет и заходит в спальню осторожно, будто в любой момент пол может провалиться под ней.

– Ты хотя бы ночевал здесь?

Она проводит рукой по плюшевому белому одеялу и садится на краю постели, подпрыгивая несколько раз. Я улыбаюсь.

– Нет.

Она ложится на спину, а затем вдруг дважды перекатывается на другой конец кровати, вскакивая на ноги на матраце. Так сделал бы маленький ребенок. И, как всегда, когда в голове мелькает мысль о ребенке, желудок тоскливо сжимается.

Эстелла.

Сердце падает, поднимаясь лишь немного, когда Оливия дарит мне свою улыбку.

– Тут все такое девчачье, – говорит она.

Уголок моего рта приподнимается:

– Ну, я планировал разделить эту спальню с женщиной.

Она кивает:

– Синий, как павлиний хвост. Весьма соответствующе.

На туалетном столике в вазе стоят декоративные павлиньи перья. Она слегка улыбается, вспоминая что-то из далекого, далекого прошлого.

Я показываю ей остальные спальни, а затем мы по узким ступеням поднимаемся на чердак, переоборудованный в библиотеку. При виде книг она восторженно восклицает, так что еще выше, на смотровую площадку, ее приходится тащить едва ли не волоком. Две книги она забирает с собой, но, оказавшись на солнце, кладет их на один из шезлонгов, озираясь распахнутыми от восхищения глазами.

– Боже! – ахает она, вскидывая руки и кружась. – Как же красиво. Я бы проводила тут все время, если…

Мы отворачиваемся друг от друга одновременно. Я подхожу к перилам, любуясь деревьями, – она остается со стороны озера.

Если…

– Если бы ты не солгал, – заканчивает она.

И разве я не ожидал этого? Она королева метких ударов. И я смеюсь так безудержно, что Кэмми приоткрывает заднюю дверь и высовывается наружу. Заметив нас, она качает головой и возвращается назад. Ощущение, будто меня отчитали.

Я подглядываю за Оливией. Она берет книгу и садится в шезлонг:

– Я буду здесь на случай, если понадоблюсь, Дрейк.

Я подхожу к ней и целую ее в макушку:

– Договорились, Герцогиня. Я соображу что-нибудь на обед. Не позволяй никому украсть тебя.

Двумя днями позже они ловят Добсона в жилом комплексе Оливии. Он пришел за ней. Я бы убил Ноа. Что, если бы она мне не позвонила? Добсон ускользал от полиции почти десять лет. Мог ли он уйти от них и в этот раз и добраться до Оливии? Не хочу даже думать об этом. Когда нам поступает звонок, мы понимаем, что настало время возвращаться, но задерживаемся на еще один день. Даже Кэмми не горит желанием уезжать. На четвертый день я осторожно поднимаю тему отъезда, пока мы ужинаем лососем на гриле со спаржей. Кэмми, извинившись, уходит в дом, оставляя нас с Оливией наедине за столом для пикника. Оливия возит листья салата по тарелке, избегая моего взгляда.

– Ты не готова? – спрашиваю я.

– Дело не совсем в этом, – говорит она. – Просто тут так…

Я заканчиваю предложение за нее:

– Хорошо. – Она кивает. – Ты можешь остаться у меня на пару дней.

Она бросает на меня темный взгляд:

– А спать я буду между тобой и Джессикой?

Я усмехаюсь:

– Откуда ты знаешь, что мы с Джессикой все еще вместе?

Она вздыхает:

– Я за тобой присматриваю.

– Ты за мной следишь, сталкер, – говорю я. Когда она не отвечает, дотрагиваюсь до ее руки, кончиком пальца скользя по чуть выступающей вене. – Все в порядке. Я тоже тебя сталкерю.

– У тебя с Джессикой все так, как было раньше? Как в колледже?

– Ты хочешь знать, влюблен ли я в нее?

– Звучит так, будто я об этом спрашиваю?

Я прикрываю лицо руками и драматично вздыхаю:

– Если хочешь задавать очень личные и крайне неудобные вопросы, пожалуйста, вперед. Я расскажу все, что желаешь знать. Но, ради всего святого, задавай вопрос прямо.

– Ладно. Ты влюблен в Джессику?

– Нет.

Она кажется действительно удивленной.

– А был? Я имею в виду, в колледже?

– Нет.

– Ты женился бы на ней, если бы она оставила ребенка?

– Да.

Она прикусывает нижнюю губу, и в ее глазах блестят слезы.

– Ты не вынудила Джессику сделать аборт, Оливия.

Слезы скатываются по ее щекам.

– Нет, вынудила. Я отвезла ее в клинику. Я могла отговорить ее, но я этого не сделала. В глубине души я знала, что ты женишься на ней, если узнаешь, что она беременна. Я могла сказать ей об этом, и, возможно, она не пошла бы на тот шаг.

– Джессика не хочет детей, – говорю я. – Никогда не хотела. И мы с ней не можем прийти к компромиссу по этому поводу.

Она вытирает лицо рукавом и шмыгает носом. Это жалко и очень мило.

– Но вы вместе. Какой в этом смысл, если ваши отношения ни к чему не ведут?

Я смеюсь и ловлю слезу с ее подбородка на кончик своего ногтя:

– Это так на тебя похоже. Ты не берешься ни за что, если у этого нет цели. Поэтому ты даже не дала мне шанс. Ты не представляла себя замужем за мной и поэтому отказалась даже говорить об этом.

Она пожимает плечами, выдавливая улыбку:

– Ты меня не знаешь, дурачок.

– О, нет, неправда. Я выставил себя полным идиотом, прежде чем ты согласилась пойти со мной на свидание.

– Ближе к делу, Дрейк.

– Джессика рассталась кое с кем, прежде чем переехать сюда. Я развелся. У нас обоих проблемы с головой, и нам нравится находиться в одном пространстве, рядом друг с другом.

– И вы трахаетесь.

– И мы трахаемся. Ревнуешь?

Она закатывает глаза, но я-то знаю.

Темнеет. Солнце прожигает небо, окрашивая его желтыми и оранжевыми всполохами, истаивая за пиками деревьев.

– Знаешь, – говорю я, наклоняясь через столик и беря ее за руку. – Я мог бы переспать с тысячей женщин, но ни одна из тех ночей не ощущалась бы так, как та, что мы провели в апельсиновой роще.

Она выдергивает руку и поворачивается ко мне спиной, чтобы любоваться закатом. Я улыбаюсь,