Поврежденные товары - Л. Дж. Шэн
Лев. Я была так ужасна с ним. Со всеми, кто меня окружал.
Я хочу снова быть той девушкой на видео. Болтаться вниз головой, танцевать глупые танцы, носить неоновые платья-пачки.
Я хочу быть счастливой. Даже если быть счастливой означает не быть самой успешной девушкой в комнате.
Даже если в моем "Жили долго и счастливо" не будет больших сцен, полки, полной трофеев, и всемирного признания.
Дверь открывается, и входит папа. Как я и подозревала, в руках у него кофейный подстаканник со свежим кофе для него, мамы и Дарьи.
При виде того, что я проснулась и мы все трое плачем, его брови взлетают вверх.
-Она проснулась. Он роняет кофе на пол. Все три чашки взрываются, коричневая жидкость разливается повсюду. Никто в комнате даже бровью не повел.
Каким-то образом я нахожу в себе силы улыбнуться. “Я вернулась, папа, и я больше никогда так с тобой не поступлю”.
Он бросается ко мне, опускается на колени у моей кровати, целует тыльную сторону моей руки, даже несмотря на все иголки внутри.
Мой папа сейчас плачет. Большой Джейми Фоллоухилл. Нарушитель правил. Человек, который наплевал на традиции и ожидания и женился на своей школьной учительнице.
Человек, который построил империю. Человек, который собрал две петарды. На одной из них тоже женился.
Плачет. Как ребенок.
Тебе слишком многое есть, что терять, Бейли.
За это стоит бороться.
Ради этого стоит жить.
Мы все собираемся в групповом объятии. Когда мы разъединяемся, я прочищаю горло.
“Джульярд...” Я начинаю.
Вмешивается мама. “Мне так жаль, что я открыла твое письмо. Я не хотела выходить за рамки. Я просто так волновалась...”
-Мам, дай мне закончить. Я касаюсь ее запястья.
Она делает знак закрыть рот. Ее трясет. Я тоже
Я больше не могу так поступать. Я не могу разрушать жизни всех только потому, что моя сложилась не так, как я хотел.
“Джульярд мне не подходил. Я хотел добиться успеха, но не получал от этого ни капли удовлетворения. Я ненавидел Нью-Йорк. Ненавидел холод. Ненавидел соперничество. Я так хорошо преуспевал во всем — в школе мне всегда было весело, танцы были проще простого ... ”
“Ладно, мисс Хамблбрег, мы поняли”, - бормочет Дарья. Мы все смеемся.
Я продолжаю: “Поэтому, когда у меня что-то начинало получаться плохо, я не признавал поражения. Я продолжал настаивать на своем. И в конечном итоге я подружился не с тем типом людей ”. Я думаю о Пейдене. “Я готов лечь в реабилитационный центр. Мне нужно все сделать правильно. Я должен. Я всегда буду наркоманом. Ты не можешь повернуть колесо вспять. Но я хочу быть трезвенником, с которым безопасно находиться рядом. Я в долгу не только перед собой, но и перед людьми, которых я люблю ”.
Руки обнимают меня со всех сторон. Следует шквал слез и поцелуев.
И я знаю, что в этот момент, в окружении близких, которых я, вероятно, не увижу еще долгое время, что так или иначе, со мной все будет в порядке.
Потому что в этом и заключается особенность поврежденных товаров.
Они все еще хороши. Их просто нужно немного подправить.
ГЛАВА 38
Бейли
Я пробыл в больнице десять дней, прежде чем меня отпустили.
Лев не навещает меня ни разу.
На самом деле, это неправда. Он действительно приходит сюда ежедневно, но не заходит. Я продолжаю слышать, как он разговаривает за пределами моей комнаты с папой, Пенн, мамой и Дарьей. Спрашивает, как у меня дела.
Мне хочется накричать на него. Скажи ему, что я с удовольствием отправляю ему по электронной почте свою больничную карту первым делом каждое утро и экономлю ему время и пробки, поскольку его все равно здесь нет, чтобы навестить меня.
Но я знаю, что не имею права быть сопляком.
Почему он не входит? Кажется, я знаю почему, и причина меня пугает.
Хорошая новость в том, что я официально принимаю посетителей.
Найт и Луна приходят с Кайденом и стопкой книг, которые Луна купила специально для меня.
Вон и Ленора приезжают без близнецов и остаются на ужин, разбитый о пол, и двухчасовую беседу об искусстве.
Мы с Дарьей каждый вечер смотрим фильмы и говорим о прошлом — всегда о прошлом, никогда о будущем. Будущее слишком велико, слишком необъятно, слишком угрожающе. Мы к этому не прикасаемся.
Я возвращаюсь домой в инвалидном кресле. Моя нога в гипсе, и технически я могу пользоваться костылями, но моим родителям сказали, что я должен быть осторожен.
Это чрезвычайно унизительный опыт - сидеть на заднем дворе и вязать шапочки для новорожденных в отделении интенсивной терапии, не имея возможности вскакивать на ноги и танцевать каждый раз, когда по радио звучит песня, которая мне нравится.
Я не уверен, почему я не связываюсь со Львом. Это не гордость — я никогда не был гордым человеком.
Думаю, часть меня понимает, почему он установил дистанцию между нами. Почему он отпустил меня. Я ужасно обращалась с ним и заставила его пройти через ад. Затем, в довершение всего, его снова использовали, несмотря на его веские и здоровые просьбы. Мама всегда говорит, что любовь - это упражнение на выносливость, но я думаю, она имеет в виду общие неприятности, которые бросает тебе жизнь.
Не тогда, когда кто-то из вас решает стать жестоким, а не самим собой.
Тем не менее, я знаю, что мы поговорим до того, как он уедет в колледж, где бы это ни было.
Прежде чем я отправлюсь на реабилитацию. Когда бы это ни случилось.
Как выглядит небо, Голубка? - спрашивает его голос в моей голове.
Небо упало на меня и раздавило целиком. И все же я выжил.
В конечном итоге я выбираю реабилитационный центр точно так же, как в детстве выбирала вкус мороженого. Крепко зажмуриваю глаза, провожу пальцем по составленному списку и останавливаюсь в случайном месте.
Мама, папа, Дарья и Пенн сидят рядом со мной. Моя встроенная группа поддержки.
“Не подглядывать!” Мама воркует, пытаясь сделать все это испытание веселым, а не ужасающим.
Я сдерживаю улыбку. Я позволяю своему пальцу скользить по написанному от руки списку и останавливаюсь.
Тишина. Удары моего сердца отдаются в
