Волчонок для Избранной
Серафимы из прошлого больше не было. Френсис четко видел это по тому, что сейчас лицезрел в своем сознании. Эта девушка не знала жалости. В голубых глазах не осталось ни тепла, ни нежности. Одна жажда мести.
– Вы совсем забыли, что она – Феникс. Их можно убить только красным деревом. Иначе воскреснет, – зазвучал льдистый голос Серафимы.
Френсис почувствовал, как на него повеяло холодом. Они хотят убить Саманту. И она уже не воскреснет. Нет, так нельзя, так не должно быть.
– Серафима, вот кинжал. Мы на тебя надеемся. А Френсис станет для тебя хорошей наградой, – многозначительно усмехнулся Кайл, протягивая шкуталку с кинжалом. – Только сначала он встретится с Ксандром – братом Саманты. Он не смог присутствовать сегодня, но всецело нам предан. Так что опробует на Френсисе наше новое устройство. Заберет всю магию. И он превратится в игрушку. Согласна?
– Да, меня это устраивает, – безразличное пожатие тонких плеч.
Серафима небрежно засунула кинжал в карман облегающих брюк. Кончик рукояти торчал, наводя на размышления. Френсис нахмурился. А что, если… Вспомнить прикладную магию, наколдовать точно такой же внешне кинжал. Только не из красного дерева, а обыкновенного, и заменить. Это не боевая магия, камера не должна ее заблокировать.
Тогда Саманта воскреснет, и никто ничего не заподозрит, Волки выиграют время, а потом… Неважно, что потом. Френсис все равно этого не узнает. Он будет игрушкой у одержимой властью бывшей невесты. Пока ей не надоест, и она не убьет его.
Миг – и серебристое сияние окутало кинжал, перенося в глубины Северного Ледовитого океана. Никто не узнает, никто не найдет… А взамен в кармане появился такой же. Внешне не отличишь, но сделанный из обыкновенного дерева, лишь стилизованного под красное.
Френсис мог бы гордиться собой, но к горлу подступила тошнота. Он не мог рассказать Саманте правду. Чтобы план сработал, все должно было произойти неожиданно, стать сюрпризом и для нее самой. Пускай, когда воскреснет, она будет думать, что случилось чудо, а он уже давно погиб от руки Серафимы.
Открывая глаза, Френсис знал, что снова будет лгать в глаза Саманте. Просто, чтобы она не выдала себя. Испугалась по-настоящему, увидев кинжал в руке Серафимы.
– Что ты увидел? – тихо, с тревогой спросила Саманта.
Френсис лишь покачал головой.
– Неважно.
Он знал, как больно заденет эта сухость Саманту. Она вздрогнула, как от удара плетью, но промолчала. Между ними уже стояла глухая стена, разрушившая былое доверие.
Саманта не имела права что-то требовать или просить. Казалось бы, после того, что произошло, Френсис должен был стать для нее чужим, но… Она испытывала к нему все, что угодно, только не безразличие. Несмотря ни на что, он оставался для нее близким, почти родным.
«А я для него кто? Да никто! – зло подумала Саманта. – Игрушка, от которой он убежал к невесте, которая надурила его и бросила нас в тюрьму!»
Неведомая прежде жажда мести поднялась девятым валом в душе. Воспоминания о ночи, проведенной вместе, жгли каленым железом, и сейчас Саманте хотелось довести дело до конца. Убедиться, что она может заставить такого сдержанного и практичного Френсиса потерять голову, сойти с ума.
Саманта будто хотела доказать Серафиме, что значит для него так же много. А может, доказать самой себе, что способна просто хладнокровно воспользоваться Френсисом? Красивым телом, как игрушкой. Поиграть и зачеркнуть все эмоции, непрошенную нежность, рождающуюся где-то в уголке израненного сердца.
Поиграть. Совсем, как Френсис с ней недавно. А потом выбросить, отдать сопернице. И больше ничего не ощутить!
Саманта жаждала этого. Озлобиться, очерстветь, перестать чувствовать. Смешное, глупое, детское желание, порожденное уязвленным самолюбием. Но Саманта знала, что выполнит его. Пускай даже «Миротворцы» уже подписали им двоим приговор.
– Ты прав. Это совсем неважно, – улыбнулась она.
Ее глаза сверкнули так, что Френсису стало страшно, и он сразу понял, что Саманта что-то задумала.
