Я тебе объявляю войну
На следующий день на работу я опоздала: на кафедре были почти все сотрудники, но меня это уже не особо волновало, всё равно скоро уволюсь.
Томашевский, который две недели отсутствовал, увидев меня, присвистнул:
- Ну и ну! Денис Сергеевич, что ты сделал с этим ребенком? Сонеты переводить, конечно, замечательно, но ты только посмотри! Она вся осунулась, похудела, синяки под глазами появились! Если и дальше так пойдет, то после завершения конкурса ты просто обязан будешь на ней…. обязан будешь отвести ее вон в то учреждение, - он показал рукой на ЗАГС.
Вот же тупые шутки!
- Думаете, от этого поправляются? - спросил вдруг Морозов.
А он-то что несет?
- Ходят слухи, что многие поправляются. Живот, во всяком случае, начинает расти, хе-хе.
- Борис Александрович, снова вы со своими пошлостями, - прервала его Беседина, и еще ни разу в жизни я не была настолько рада ее вмешательству. - Виктория, присядь рядом, есть серьезный разговор.
Начнет отчитывать за опоздание? Или еще что-то случилось на мою голову?
- Вика, - сказала вдруг Беседина, - тебя преследует злой рок. Анисимов по состоянию здоровья собирается увольняться, так что тебе снова придется искать научного руководителя. Но есть и хорошая новость - его часы можно передать тебе. Конечно, не прямо сейчас, а с нового учебного года, и всё же…
Новость о том, что я могу занять место Анисимова, еще неделю назад привела бы меня в дикий восторг, но теперь я просто промычала в ответ нечто невразумительное, и Беседина странно на меня покосилась. А я всё думала, как бы мне остаться с ней наедине и прояснить другой вопрос, но в тот день так ничего и не вышло.
С Морозовым я старалась не общаться, всем своим видом показывая, что за время моего отсутствия появилось множество безотлагательных дел и мне сейчас не до сонетов. Но после обеда пришлось все-таки с ним поговорить: я сказала, что всё еще плохо себя чувствую после отравления и уйду домой раньше. При этом старалась не смотреть ему в глаза.
- Отравления? - почему-то задумчиво произнес Денис Сергеевич и, запустив руку себе в волосы, зачем-то их взъерошил, - ну да, ну да… иди.
Что это означало, я не поняла. Да и какая разница?
На следующий день Беседина-старшая пришла на работу рано, сразу после меня, и я незамедлительно приступила к важной части моего плана.
- Любовь Константиновна, возник один вопрос. Абсолютно теоретический. Предположим, есть человек, который хочет перевестись из аспирантуры одного ВУЗа в другой. Это очень сложно? Могут ли преподаватели ВУЗа, в котором этот человек учится, оказать поддержку - например, дать рекомендации? Или успех зависит от статуса рекомендующего и его репутации в академической среде? - спросила я у нее.
В этот момент - как обычно некстати - дверь распахнулась и на кафедру зашел Морозов.
- Я сегодня пришла пораньше не для того, чтобы возиться с тобой. У меня есть куда более важные дела в деканате. Так что не морочь мне голову. Вон, Денису Сергеевичу морочь.
- Что случилось? - спросил Морозов.
- Горячева, кажется, собралась переводиться в другой университет, - пожала плечами Беседина и, прихватив кое-какие документы, покинула кафедру.
А мы остались с Морозовым наедине. Сначала он сел за стол и разложил бумаги. А потом с непонятной усмешкой спросил:
- Так куда это ты собралась бежать? И почему?
- Что? - я разозлилась, но постаралась держать себя в руках. - Вовсе я не бегу. Просто мне всё здесь надоело, уже вот где сидит! - я показала рукой на горло, - и вся эта муторная работа, и пробки по утрам, и тупые спектакли, и вы с вашими сонетами…
- Я тебе надоел? Так это из-за меня ты бежишь?
- Еще чего! - я стала злиться сильнее. - С чего бы мне от вас бежать? Говорю же - просто, всё, всё здесь надоело! И я уже давно хотела перевестись!
Морозов откинулся на стуле и задумчиво произнес:
- Действительно, с чего бы тебе от меня бежать? Ты же смелая девушка.
А потом посмотрел мне в глаза и еще раз повторил:
- С чего бы?
«Смелая девушка» изо всех сил старалась не отвести взгляда и вызывающе передразнила:
- Вот именно - с чего бы?
- Никуда ты переводиться не будешь, - сказал вдруг Денис Сергеевич. - Давай, садись и начинай работать. И так много времени потеряли, - он встал из-за стола, подошел ко мне и протянул какой-то лист.
Я пробежала глазами текст:
«My love is as a fever, longing still
For that which longer nurseth the disease…»
«Моя любовь - как лихорадка, которая все время жаждет того, что еще больше вскармливает болезнь…» (прим.: далее сонет цитируется в переложении Маршака):
«Любовь - недуг. Моя душа больна
Томительной, неутолимой жаждой.
Того же яда требует она,
Который отравил ее однажды.
Мой разум-врач любовь мою лечил.
Она отвергла травы и коренья,
И бедный лекарь выбился из сил
И нас покинул, потеряв терпенье.
Отныне мой недуг неизлечим.
Душа ни в чем покоя не находит.
Покинутые разумом моим,
И чувства и слова по воле бродят…»
Он издевается, да? Руки мои задрожали, а кровь закипела так, что я мгновенно потеряла контроль над собой, разорвала этот лист на мелкие кусочки и бросила ему в лицо:
- Вы чего тут раскомандовались, а? Кому-нибудь другому будете приказывать - не мне! А я не буду больше с вами работать, ни минуты не буду!
Внезапно - это произошло настолько быстро, что я даже моргнуть не успела - Морозов схватил меня и прижал к стене. А хватка у него, надо сказать, оказалась такая, что я вообще не могла пошевелиться и от неожиданности стала задыхаться и запинаться.
- Что… что вы дела…ете? Отпусти… те меня... немедленно! - выдавила я с большим трудом.
- Виктория, слушай внимательно. Я отпущу. Но сначала ты прекратишь истерику. Возьмешь себя в руки и начнешь нормально работать.
- Но…