Притворись моим
— Вот, ты забыла, — опускает руку в передний карман своих джинсов и вынимает тонкий серебряный браслет, который я, видимо, обронила в номере. Я даже не заметила, что он исчез. Разве мне было дело до какого-то браслета... — А, вот ещё кое-что, — следом за браслетом в мою ладонь ложится потерянная с платья магазинная бирка с ценой.
Он ничего не спрашивает, но я вижу, что он ждёт, когда я заговорю первой. И я обязана заговорить первой! Я обманула его! Но язык словно прилип к пересохшему нёбу.
— Извини, Марк, я не была с тобой вчера до конца честной... — не зная, куда деть глаза, утыкаюсь взглядом в несчастную бумажку. — Вернее, не была честной совсем.
Бог мой, как же сложно нести ответственность за совершенные глупые поступки. Мне так стыдно, невероятно. Но я должна – обязана! – хотя бы сейчас сказать ему чистую правду.
— В общем, я тебя обманула, меня зовут не Таня, а Злата, и живу я не в Новосибирске, а, как ты сам уже видишь, здесь, — тяжело вздыхаю и, подняв глаза, наблюдаю за его реакцией.
Я жду, что его лицо исказится в гримасе отвращения или брезгливости, но мои ожидания оказываются не оправданы: на его лице не отразилось ничего даже близко похожего. Он по-прежнему смотрит на меня с неподдельным интересом.
— И зачем? — тёплый грудной голос резонирует от бетонных стен.
Какой же у него красивый голос...
— Что – зачем?
— Зачем ты всё это придумала? — прислонившись бедром к перилам, достаёт из кармана пачку сигарет. — Ну, другое имя, другой город. Для чего?
И вот что я должна ему на это ответить? Правду? Сказать, что я обычная горничная в "Адмирале", что пригласительные нам подогнал администратор, и что мне просто было стыдно в этом признаться?
— Ты сам всё видишь... — шепчу, снова опустив глаза. — Меня не должно было быть на той вечеринке, просто потому что мне там не место! Такие парни, как ты, таких девушек, как я, обычно не замечают. Была бы я просто Златой, ты бы меня тоже не заметил!
— Когда я тебя заметил, я не знал, кто ты, — парирует. — И если бы ты сказала правду, поверь, моё первоначальное мнение о тебе бы не изменилось.
— Господи, пожалуйста, вот только не надо этого всего, ладно? — набираюсь откуда-то вдруг смелости. — Ты – сын хозяина гостиницы, в которой я работаю горничной, разве у нас есть хоть что-то общее? Кстати, ты тоже не был со мной до конца откровенен, ты не сказал, кто ты.
— Ты не спрашивала.
— Да, но... я даже подумать не могла, что ты сын Шелеста... — поправляюсь: — ...Льва Аркадьича. Если бы я знала, всего... этого бы просто не было.
— Значит, хорошо, что ты не знала, кто я. Более того, меня как раз-таки подкупило то, что ты этого не знала.
За дверью отчётливо раздаётся скрип половицы.
То, что Светка подслушивает, я и без этого прекрасно понимала, но одно дело предполагать и совсем другое – чувствовать, как тебе через замочную скважину дышат в спину.
Конечно, Немоляева моя лучшая подруга и секретов у меня от неё нет, но всё равно знать, что кто-то вероломно греет уши – не слишком приятно.
— В общем, давай просто всё забудем, хорошо? — решаюсь подвести черту. — Что сделано, то уже сделано, и обсуждать мотивы моего поступка я не хочу.
— Твоё право, — легко соглашается он и извлекает из пачки сигарету. Задумчиво покрутив её в пальцах, поднимает на меня вопросительный взгляд. — А можно узнать – почему я?
— Что – почему ты?
— Почему ты выбрала для этого именно меня? Ты же была девственницей и могла уйти. Насильно тебя никто не держал. Я не совсем понимаю...
— Да тише ты! — делаю "страшные" глаза и озираюсь по наглухо запертым дверям соседей. Не хватало ещё, чтобы все в доме знали интимные подробности моей личной жизни.
Схватив его за руку, поднимаюсь на пролёт выше и торможу возле спящего лифта.
— Марк, послушай, я понимаю, что моё поведение могло показаться тебе странным, понимаю, что, возможно – и скорее всего так и есть – ты считаешь меня чокнутой лгуньей, но я очень прошу тебя не предавать это дело огласке.
Он по-прежнему сжимает между средним и указательным пальцами незажженную сигарету и смотрит на меня в немом недоумении.
Только сейчас до меня доходит, что я до сих пор держу его за руку. Отпустив её – пожалуй, слишком поспешно, – делаю шаг назад:
— Конечно, связь с прислугой – это явно не то, чем можно гордиться, но пожалуйста, пообещай мне, что никто из "Адмирала" не узнает, что... ну... что мы с тобой...
— Переспали? — подсказывает.
— Умоляю тебя – тише! — прикрыв глаза, устало тру кончиками пальцев переносицу и отыскиваю спиной точку опоры – холодные стальные перила. — Мне очень стыдно за всё, что произошло. Правда стыдно. Когда я шла на эту вечеринку, то понятия не имела, чем всё закончится. А потом подошёл ты, этот наш танец, затем поцелуй... Клянусь, я не хотела!
— Не хотела меня? — густая бровь иронично взмывает вверх, и я готова провалиться сквозь землю от очередной волны нахлынувшего стыда.
Вот то, что произошло вчера – ничто по сравнению с тем, что мне приходится переживать сейчас. Сейчас, когда я трезва, когда стою в обшарпанном подъезде своего дома. Когда он знает, кто я, а я до сих пор не понимаю, что ему от меня нужно.
— Ты пришёл посмеяться надо мной? — голос обретает неведомую для меня прежде твёрдость. — Так посмейся! Давай! Посмейся и уходи. Я вообще не понимаю, зачем ты приехал. Деньги за разбитый стакан я возмещу, как и... за испорченное покрывало. А теперь прости, мне нужно собираться на работу, — резко разворачиваюсь и пытаюсь просочиться между ним и дверью лифта, но Марк решительно преграждает мне путь, отчего я по инерции врезаюсь в его фигуру.
Взгляд непроизвольно падает на его обтянутые тонкой тканью широкие плечи, на крошечную родинку чуть ниже мочки уха.
Я смотрела на неё вчера, когда он...
— А давай я тебя подброшу? Заодно поговорим, — неожиданный вопрос застаёт меня врасплох: поднимаю на него глаза и пытаюсь уловить на его лице тень издёвки.
