Красавица для Чудовища
У двери стояли Агата и женщины из рабочего персонала, подоспевшие раньше. Сердце Николая стало неистово биться, стоило ему услышать крик своей дочери, стучащей в дверь. На шум подбежали охранники, сразу же схватившиеся за пистолеты, но, благо, это было совсем не нужно. Николай, не дожидаясь прислуги с дополнительным ключом, выломал дверь локтем и схватил свою растерянную, напуганную дочь в охапку.
Девушка дрожала: ее бледное, измученное лицо покрылось испариной, а в зеленых глазах застыл невероятный ужас. Всхлипнув, Настя прижалась к отцу, тихо рыдая на его груди.
— Все хорошо, доченька, — прошептал он заботливо, прижимая хрупкое тельце к себе.
Поглаживая ее русые, спутанные волосы, он приподнял ее лицо, и едва не рухнул на месте от шока. Как он мог не заметить? Ее губы были разбиты: тонкая полоска пресекала обе створки и из раны сочилась кровь. Скулы девушки были в синяках, а на руках и шее было множество царапин. Его сердце стучало, билось как сумасшедшее, захлёбываясь кровью. Кто с ней такое сотворил? Неужели Алиса, сидящая на полу, и с вызовом глядящая на Альберта, готового разорвать ее на части?
— Я же говорил, — злобно изрек Соколовский. — По ней дурдом плачет.
— Папа, она… — глотая слова, вздрагивая, шептала Настя. — Она…
Глаза его дочери, всхлипывающей, рыдающей на его груди, стали закатываться и, обомлев от шока, он не успел и открыть рта, как Настя потеряла сознание. Боже мой, неужели это происходило с ним? Неужели он не смог сберечь ее?
— В больницу ее! — закричал Альберт, очередной раз хватаясь за сердце. — В больницу девочку, немедленно!
Подхватив дочь на руки, Николай опрометью ринулся на первый этаж. Его тело промокло до нитки от пота, от страха за свое сокровище, которое без чувств лежало у него в руках. Настя была совсем неживой. Хрупкая, совсем худая, не подающая признаков жизни. И он, наконец-то, заплакал. Он вовсе не слышал криков его средней дочери, бегущей за ним в машину вместе с верхней одеждой, ведь мужчины вышли из дома без курток.
— Настю нужно укрыть одеялом, чтобы она не замерзла, — пробормотал он себе под нос.
— Быстрее, заводите машину! — на подкорках сознания слышал он крики Альберта. — Кому сказал, ублюдки! Что вы уставились, мать вашу!
Николай не понимал, как оказался в машине. Как они практически доехали до Москвы. Он просто смотрел на свою холодную, бледную дочь, которая совсем не подавала признаков жизни.
— Коль, успокойся, — подбадривал Соколовский, который сидел рядом. — С Настенькой все будет хорошо. Она у нас сильная, она со всем справится, вот увидишь.
Альберт тоже жалел. В данную секунду он бы все отдал, что бы с этой девочкой и его сыном ничего не случилось. «За грехи родителей расплачиваются дети», — подумал он. Как же правильно сейчас звучали эти слова.
Они сидели в приёмном покое долго, в ожидании вердикта врачей. В полной тишине, каждый раздумывая о том, что происходило с ним. Снующие по коридору врачи и медсестры, изредка нарушали эти зловещую тишину между ними, но сами мужчины, так и не проронили ни слова.
— Девушка жива и здорова, — произнесла медсестра в белом халате. — У нее был шок, но сердечный ритм сейчас уже в норме, — улыбнувшись, сказала она заветные слова. — Малыш жив, не беспокойтесь, — кивнула она, глядя на Альберта.
Мужчины спокойно выдохнули. Казалось, что теперь, они готовы простить что угодно друг другу, стоило лишь услышать слова успокоения из уст врача. Вскоре в больнице показалась обеспокоенная Агата, которая всегда оставалась дома на случай, если бы Миша вернулся.
Прошел час. Николай постепенно приходил в себя, держа свою спящую дочку за руку. Он был счастлив, что она жива. Агата гладила ее по волосам, протирая слезы со своих щек, ведь смотреть на раненное лицо сестры без слез было просто невозможно. Мужчина ухмыльнулся: настолько сентиментальной и зареванной, как в эти два дня, он никогда свою среднюю дочь не видел. Послышалась трель мобильного телефона из кармана пиджака Соколовского, на которую обернулись все в палате. Сердца мужчин забились одновременно: извинившись, Соколовский вышел в коридор, дрожащими руками нажимая на кнопку приема вызова. Бог знает, о чем он думал в эту минуту, казалось, вся жизнь пронеслась у него перед глазами.
— Слушаю, — скрепя сердцем, хрипло проговорил Соколовский-старший. Он еще совсем не оправился от болезни, и, как он думал, вряд ли ему в принципе стало бы легче.
— Альберт Михайлович, — с волнением в голосе пробормотал человек на том конце.
Доверенное лицо, которое сообщало о каждом шаге Мише его отцу, после того, как он понял, что детектива Михаила — Ткачева, поймал Самойлов, когда тот бесстрашно влез в самые глубинные дела этого ублюдка.
Они говорили долго, мужчина на том конце провода ходил вокруг до около, пока, не прознав этого, Альберт Михайлович не пресек на корню попытки детектива усыпить его бдительность.
— Авария случилась, — выдохнул мужчина. — Одна машина, принадлежащая Самойлову, врезалась в дерево у лесополосы.
К Альберту подошел обеспокоенный Шмелев, внимательно наблюдающий за его телефонным разговором.
— Он жив? — спросил Альберт. На самом деле, он просто оттягивал разговор перед неминуемым. И, признаться, судьба Евгения ему была безразлична.
