Опекун. Она не для меня.
Инга
Домой мы возвращались в полной тишине. Я только искоса поглядывала на мужчину, то и дело думая о том, зачем вообще ему нужна. Оказавшись в квартире, я быстро стянула с себя мужскую куртку, повесила ее на вешалку, разулась и поспешила удалиться в комнату. Олег проследовал за мной. Я его не понимала совершенно. Количество вопросов в моей голове нарастало снежным комом, и не было у меня на них ответов.
Зачем этот мужчина забрал меня к себе? Зачем оформил опеку? А главное, каким образом он сделал это так быстро? Громов мне точно не родственник, и даже не знакомый. Я видела его впервые в жизни. Да и откуда взяться такому вот родственнику? У нас в семье таких отродясь не водилось. От него же за версту опасностью веяло, и воспитанием подростков такие люди точно не занимаются, во всяком случае так мне подсказывала интуиция.
И несмотря на все это, меня отдали ему, вот так просто. Кто он, откуда взялся? Мне никто ничего не объяснял, только лишь перед фактом поставили. И кроме имени мне ничего о мужчине этом известно не было.
Я не сопротивлялась, молча позволила собрать свои вещи. Также молча переоделась и, когда Олег вернулся в палату, все также в полной тишина пошла за ним. А что мне оставалось? Попытаться сбежать? А зачем? И как бы это в результате выглядело?
Да и куда бежать? Я уже пыталась, несколько раз пыталась, и каждый мой побег заканчивался одним и тем же сценарием — меня неизменно находили и приводили обратно. Последняя предпринятая мною попытка сбежать закончилась для меня увечьями и превратила в урода. Да и, если подумать, то Олег, возможно, не самая плохая альтернатива Андрею, кто угодно будет лучше, чем он. Пожалуй, Андрей – это главная причина, по которой я добровольно и без истерик пошла с Громовым.
Я знала, что мать лишили прав, мне Леонид Васильевич сказал. Однажды во время утреннего обхода зашел в палату и сообщил эту, казалось бы, невероятную новость. Я не имела ни малейшего представления о том, как вообще ему удалось этого добиться, но он добился. Правда, радости мне эта новость не доставила. Я, конечно, понимала, что Леонид Васильевич просто хотел помочь, по-человечески. Он был единственным, кто забил тревогу, единственным, кому было не все равно. Органы опеки и попечительство три года закрывали глаза на происходящее, словно не было ничего, словно не видели. И на то, естественно, были причины, о которых моему лечащему врачу известно не было. Но он все же своего добился, вот только не знал он, что с лишением матери родительских прав в моей жизни ровным счетом ничего не изменится.
Мне светила перспектива оказаться в детдоме, или куда там отправляют несовершеннолетних лиц, чьи родители были лишены прав. И это был бы конец, через месяц мне исполнится восемнадцать и ничто бы помешало Андрею меня забрать, он постоянно твердил, что слишком долго ждал.
После смерти отца меня некому было защитить, мать совсем сдала, начала пить, потеряла работу, на мне постоянно срывалась, а потом появился отчим Вася — бывший мент и большой любитель приложиться к бутылке, и еще чего-нибудь приложить, например меня, чем-нибудь тяжелым, ну или просто кулаком.
С появлением в нашей жизни Васи моя жизнь превратилась в кромешный Ад. Мать, казалось, растеряла весь свой материнский инстинкт, единственное, что ее интересовало — это наличие выпивки в доме. Я не узнавала ее, словно передо мной был совершенно чужой человек. Пила она по страшному, могла неделями не просыхать, и даже в редкие минуты просветления никак не реагировала на поведение своего сожителя, или еще хуже — поддерживала его.
Вася же, не стесняясь поднимал на меня руку и не только руку, с каждым разом он распылялся все сильнее, прекрасно понимая, что отпора не получит. Уверенный в собственной безнаказанности, в один прекрасный день он совсем с катушек слетел, не рассчитал силу и избил меня так, что я даже пошевелиться не в состоянии была. Тогда я впервые попала в больницу, врачи, естественно, вызвали полицию, а я, в силу своего возраста и присущей ему наивности, отчего-то подумала, что все наконец-то закончилось. Мать лишат прав, и я больше никогда не увижу их с отчимом. Как же я тогда ошибалась…
— Инга, ты меня слушаешь? — погруженная глубоко в собственные размышления, я совершенно забыла, где нахожусь, и о присутствии Громова тоже забыла. Недовольный, пропитанный стальными нотками голос Олега вызвал в моем теле неконтролируемую дрожь.
Я посмотрела на него, сделала шаг назад, опасаясь его гнева.
— Переоденься пожалуйста и выкинь все свое старое шмотье, оно тебе больше не понадобится. Если тебе будет что-то нужно, я в соседней комнате.
Он злился, я это чувствовала и видела. Мужчина едва сдерживался, и я тому была причиной.
Больше он ничего говорить не стал, просто оставил гору пакетов посреди «моей» комнаты и стремительно ее покинул, прикрыв за собой дверь.
Я еще некоторое время стояла окруженная кучей обновок, вывалившихся из пакетов, не понимая, что делать дальше. Осмотрелась, вздохнула, снова осмотрелась. Вариантов было не много, точнее не было вообще. Задвинув подальше воспоминания о прошлом, я подхватила несколько пакетов, подошла к большому шкафу, раскрыла дверцы и принялась раскладывать вещи по полкам. Вещей было много, у меня в жизни никогда столько не было. И таких дорогих у меня тоже не было. Я не хотела все это брать, совершенно не хотела. Только Олег меня не слушал совсем, мое мнение никого не интересовало, он все решил за меня, так и сказал «я тебя не спрашиваю». А я привыкла к подобному отношению, ничего нового в общем-то не произошло. Мое мнение, мои желания давно никто не учитывал.
