Мама для трех лисят

Но все возможные слова застряли в горле в тот момент, когда бросившийся к дому Лиам, вернулся назад с глубоким горшочком:

- Мятная вода. Она не успела настояться. Но может поможет?

Горшочек. С водой и плавающей в ней мятой. Они запомнили. Просто взяли и повторили то, что помогает мне ожить.

- Спасибо,- хрипло выдавила я и, приняв сосуд из рук лисенка, принялась жадно пить. – Спасибо. Только это не приступ.

- Поводок,- со знанием дела произнес Морис и, скривившись, непроизвольно потер шею,- вы забыли, сколько вам позволено находиться вне дома?

- Не забыла,- покачала я головой и сунула в руки Лиама горшочек,- не забыла, милый Морис. Просто кое-кто сократил мое время.

Поднявшись на ноги, я столкнулась взглядом с любопытной лисичкой. Она высунула мордочку из своего мешка и сейчас старательно изучала мир.

- Мы поспрашивали,- Лиам сощурился,- вы живете здесь несколько лет. Лечите людей и деньги берете разумные. Вы не похожи на преступницу.

Вместо ответа я коснулась своих губ указательным пальцем. Мол, помни о моей неспособности объяснить.

- Ничего нельзя сделать?

- Я засекла время – два часа. Этого хватит.

Думать о том, что мой утлый мирок стал еще меньше не хотелось. А потому, потрепав лисят по макушкам, я медленно побрела в дом.

- Возьмите булку и молоко,- коротко бросила я,- и посидите в саду. Или в своей комнате. В общем, не на кухне. Сейчас я планирую мрачно цедить кофе, ругаться с портретом старого шпиона и цедить крепкий черный кав.

Кав, зерен которого осталось на четыре кружки. Увы, сюда этот пока еще непопулярный напиток никто не привозит. Этот-то мешочек мне попался совершенно случайно! Потому я и растягивала удовольствие, позволяя себе чашку кавы лишь в самые отвратительные дни.

Портрет все так же молчал. Но следил – глаза так и бегали.

Я обратилась к нему первой:

- Уже заложил бургомистра? Когда ждать смену мелкой власти?

Аромат кавы дразнил ноздри и я, прикрыв глаза, жадно принюхалась. С первым глотком придется немного повременить – горло саднит слишком сильно, магия еще не справилась с повреждениями.

- Я думал, что он заберет детей в столичный приют,- проронил вдруг старик. – Ты опасна для них.

- Они никому не нужны,- повернувшись спиной к портрету, я наблюдала за садом.

И детьми, которые делили булки. Делили и ссорились – каждый пытался всучить другому бОльшую порцию.

- Они нужны только друг другу,- поправила я себя. – И их хвостатым ротозеям-родителям.

- Если кости взрослых лис не пошли на какой-нибудь мерзотный декокт,- усмехнулся портрет.

- Ты сегодня особенно противен,- я повернулась к нему. – И говорлив.

- Я отказался служить герцогу,- мрачно произнес старик,- теперь мое посмертие не наступит никогда – он при мне разбил фиал с растворителем. Это полотно надежно зачаровано, ничто иное его не уничтожит.

- Почему? – я нахмурилась,- объяснись, если не хочешь быть проданным на рынке.

- Кто меня купит,- усмехнулся старик.

- Тот, кому стыдно перед лисятами,- я кивнула на детей, поделивших, наконец, булки,- просто отдаст деньги, а ненужное полотно выбросит на помойку. Расовые предрассудки медленно, но неуклонно покидают нас. Им еще не готовы дать кров, но…

Я не договорила – надоело. Да и слишком часто меня пытали надеждой. Не исключено, что старый шпион просто втирается мне в доверие. Мол, пожалей меня, мне теперь до конца мира куковать на портрете.

А меня кто-нибудь пожалел?

- Я не знаю, что произошло в ту ночь,- хмуро проговорил старик,- но род превыше всего. Если необходимо пожертвовать одним ради выживания остальных – это приемлемо.

- Странно слышать это от тебя – ты постоянно жалуешься на свою горькую судьбу,- едко ответила я.

- Но дети никому не мешали. Если не столичный приют, то переправить сразу же к зданию посольства. Ты уже не похожа на ту девушку.

- Тебя удивила его жестокость,- я вновь повернулась к портрету. – Поверить не могу.

- Есть оправданное зло и зло, которое немыслимо оправдать,- твердо произнес старик.

- Ну-ну,- хмыкнула я и сделала первый глоток кавы. – Ну-ну.