Барбара Вуд - Звезда Вавилона

— Гленн…

— Кэндис, он рассчитывает на то, что мы потеряем самообладание и растеряемся. Необходимо держать себя в руках.

На четвертом этаже лифт открылся в вестибюль с тремя дверями. Те, что были справа и в центре, оказались закрыты. Третья дверь распахнулась под рукой Гленна.

Они узнали комнату с люстрами и камином, похожую на место для собраний клуба джентльменов, с ее глубокими кожаными креслами, головами животных на стенах и охотничьими винтовками в оружейном шкафу. И с одетым в белое Фило Тибодо, который стоял у окна с улыбкой на губах.

— Вижу, что ты разгадал загадку, — сказал он. — Я знал, что на тебя можно рассчитывать. — Он опять улыбнулся. — Тебе понравился лабиринт, Гленн? Его построил твой прапрадед Фредерик Кейс. Ты знал об этом? Обеспечить безопасность Морвена было поручено моему прапрадеду, Дезмонду Стоуну, но Кейс обманом лишил его этой чести.

Они осторожно прошли внутрь, и Гленн бегло осмотрел комнату. Ничего необычного он не заметил, и, кроме них, в ней никого не было. Руки Фило были пусты.

«Бомба», — хотел сказать Гленн.

— Не беспокойся, — мягко прервал его Фило. — Пока еще рано.

Гленн настороженно посмотрел на него.

— Обратный отсчет, который вы видели, не вел к взрыву. Там показывалось время до зарядки бомб. Теперь они в боевой готовности.

— Они! Так их несколько? — воскликнула Кэндис.

Гленн почувствовал, как она занервничала.

— Семь бомб, размещенных по всему замку, — спокойно ответил Фило. — В сокровищнице вы видели седьмую — самую большую и мощную. — Он поднял руку и отвел рукав белой шелковой рубашки. В свете люстры блеснули наручные часы. — В бомбах использованы запалы с радиопередатчиком, которые управляются с дистанционного пульта. Чудо технологии, причем моей собственной разработки. Эти часы защищены от воздействия магнитного поля, огня и удара, их даже молотком не разобьешь. Абсолютно безотказное устройство. Как только я запущу таймер, его будет уже не остановить. А на тот случай, если ты надумаешь применить силу, стальной браслет часов закрыт на ключ, без которого снять их с моей руки невозможно.

— Почему? — спросила Кэндис.

— Гленн знает, почему. Именно поэтому он здесь.

— Я здесь, — невозмутимым голосом ответил Гленн, — чтобы арестовать тебя и допросить касательно убийства моего отца.

— Нет, ты здесь вовсе не за этим. И тебе не нужно меня допрашивать. Я убил его. — Фило приподнял бровь. — Как я вижу, ты не удивлен. — Он подошел к камину, взял кочергу и пошевелил поленья. — Мы не нравились твоему отцу, и он не одобрял то, чем мы занимаемся здесь, — сказал он, его лицо освещало пламя очага. — Джон терпел нас только из-за твоей матери. Вот почему она не привезла тебя сюда, когда ты был ребенком. Джон заставил ее хранить все в тайне до тех пор, пока тебе не исполнится восемнадцать. Он не имел никакого права забирать тебя у нас. Ты принадлежишь обществу. Ты нашей крови.

Все встало на свои места. Двадцать лет назад кто-то кричал: «Он нашей крови!» И его отец сказал: «Держись подальше от моего сына, или я убью тебя».

— Значит, ты отомстил, — произнес Гленн, не сводя глаз с запястья Фило. Мог ли он взорвать бомбы с этого устройства?

— Отомстил? Да, но я сделал это еще и для того, чтобы Джон больше не мешал нам. Ради твоей матери. — Фило поставил кочергу на место. — Когда Джон поведал мне о своих догадках о наличии связи между Звездой Вавилона и утраченной книгой Мариамь, последней недостающей частью Библии, я понял, что Свечение уже близко. Я не мог допустить, чтобы Джон был жив, когда вернется Ленора. Это сбило бы ее с толку. К какому мужчине пойти: к тому, за которого вышла замуж, или к тому, которого она любила?

Гленн озадаченно взглянул на него.

— Моя мать мертва.

— В Свечении мы все воссоединимся.

Они пристально смотрели на Фило, Кэндис — изумленным, непонимающим взглядом, Гленн — в полном замешательстве.

— Великое Свечение! — вскричал Фило. — Есть тысячи пророчеств о нем. Наш общий предок Александр не был единственным избранным. Мы нашли упоминания Свечения в религиозных писаниях культур, разделенных тысячами миль и многими веками. По всему земному шару — от пигмеев Центральной Африки до индейцев Калифорнии, от жившего в двадцатом веке шведского физика Лундегарда до коптского монаха из десятого столетия — умы независимо друг от друга размышляли об одном и том же: Бог снизойдет в свете, когда человечество будет готово.

— А бомбы? — спросил Гленн, осматривая комнату в поисках возможности отвлечь и скрутить Фило.

— Ты знаешь, чем занималась твоя мать, приехав сюда? Она изучала работы Ипатии из Александрии, женщины-математика из пятого столетия. Твоя мать посвятила свою жизнь уравнениям и теоремам Ипатии, ища в них свидетельства о Боге. После религии и философии наука является следующим эволюционным шагом в процессе воссоздания сущности Бога. С каждым веком мы получаем все больше знаний. Первобытные люди, обитавшие в пещерах, считали луну божеством. Тридцать пять лет назад на Луну ступила нога человека. Галилея бросили в тюрьму за приверженность гелиоцентрической теории мира. Сейчас мы знаем, что существуют другие планеты, вращающиеся вокруг своих солнц. Сто лет назад физики заявили, что наука исчерпала себя и больше нечего изучать или исследовать. Но потом были открыты квантовые частицы, и родилась совершенно новая наука. Что ждет нас после субатомной реальности? Что же это может быть, как не Бог? И настанет день ангелов и квантовых частиц, кварков и звучания труб. Религия объединится с наукой. Венчание, в котором Творец сольется с Великой Материей, и человечество будет присутствовать при этом!

— Я тебя понял, — подтвердил Гленн. — Отключи бомбы.

Раздался легкий стук в дверь, и вошла Милдред Стиллвотер с чайным подносом. Положив его на старинный кофейный столик из красного дерева, она расставила четыре чашки из костяного фарфора, украшенные розами. Чашки звякнули в блюдцах.

— Выглядит бесподобно, дорогая, — сказал ей Фило. — «Эрл Грей». Единственный чай на этой планете, который могут пить цивилизованные люди. Знаешь, что придало бы ему еще лучший вкус? Несколько листиков свежей мяты. Из нашей теплицы.

— Да, Фило, — согласилась она. Но сначала повернулась к гостям. На Милдред был желтый кардиган поверх твидовой юбки и белой блузки. — Похоже, ты удивлена, — сказала Милдред, взяв холодные ладони Кэндис в свои руки. Глаза ученого улыбались за стеклами очков, что придавало ей совиный вид. Из-за волос, собранных в тугой пучок, ее голова выглядела маленькой и круглой. — Ты не знала, что я вхожу в общество? Мой отец был его членом. Наша родословная восходит к седьмому веку.