Терри Лоренс - Заложник любви

— Давайте без обиняков! Вы имеете наглость высказывать свое никому не нужное мнение вместо того, чтобы помалкивать или вовремя поддакнуть? Никуда не годится! Для дипломата это пренеприятнейшая черта.

— Как раз из-за этой самой черты характера я и оказался тут, — он поднял стакан. — За Лампуру и за прекраснейшую и преданнейшую женщину!

Она пригубила свой стакан. Лицо ее, задумчивое и озабоченное, оживилось. Она улыбнулась:

— За мужчину, создающего себе проблемы, не имеющие никакого отношения к пьянству!

— Насчет пьянства я вам уже все объяснил. Нет такой проблемы!

— Но сейчас вам не дает покоя еще одна.

— Это какая же?

— Как отказать мне.

— Не помню, что вы просили меня о чем-то таком, в чем я мог бы вам отказать, — он провел пальцем по рукаву ее платья и сквозь тонкую ткань почувствовал трепет ее тела, а рука ее покрылась гусиной кожей. — Кто сказал, что я отказываюсь?

Интересно, подумал он, стали твердыми ли сейчас ее соски?

— Вы мне поможете? Может, вы не уверены, что сможете сделать это?

Он недовольно поморщился, обиженный ее вызывающей прямотой, и ощутил себя более трезвым, чем ему хотелось бы.

Ополовинив свой стакан виски, Конни слегка опьянела, и он полагал, что это и было единственной причиной, почему она вдруг наклонилась, устремила к нему сияющие надеждой и звездным светом глаза и положила свою маленькую изящную руку ему на грудь, прикрыв ею его сердце, готовое вырваться из груди.

О Господи! Посмотрите-ка на часы!

Она надула губы и сказала с легким упреком:

— Здесь нет часов, Ник.

Хоть на этот раз она не забыла его имя! Он взял ее запястье и посмотрел на ее наручные часы.

— Скоро полночь.

— А что тогда?

Ник судорожно сглотнул слюну. Предательский ветерок донес до него аромат ее духов, легкий, как воспоминание о сне в момент пробуждения.

В зале танцующие плавали в медленном танце, а он держал ее за запястье, прижав ее руку к своей груди и чувствуя под большим пальцем биение ее пульса. В лунном свете кожа ее казалась бледной. Душный ночной воздух мягко обвевал их своими потоками. Нику захотелось накрыть ее губы своими, чтобы по молчаливому приказу его языка они раскрылись. И они раскрылись.

Ему было безразлично, видит ли их кто-нибудь и сколько людей могут их видеть. Он потерял ощущение времени и реальности. Он был пьян, у него было оправдание, но она-то знала, что это не так. Только она одна могла понять, как ему была необходима женщина, способная, наконец, поверить ему.

— Конни.

— Поцелуй меня еще.

Ракета, врезавшаяся в стену посольства не взволновала бы его больше, чем эта ее хрипловатая просьба. Он обнял ее за талию и прижал ее тело к своему, давая ей понять, каким может быть поцелуй и какие будущие радости он раскроет.

— Ага, вот вы где!

Она отпрянула бы от него, если бы Ник не удержал ее.

— Чуть позже, — сказал он шепотом, чтобы слышать его могла только она.

Глаза его метали молнии. Как это не было глупо, Ник не обратил внимания на предупредительный кашель Каннингэма и скользнул губами по виску Конни, зарывшись лицом в ее каштановых волосах.

— Дай мне пощечину, — прошептал он.

Она колебалась. Он ущипнул ее за ягодицу, она вырвалась из его рук, как ужаленная, и опустила хорошую оплеуху на его правую щеку.

В его ушах ночь взорвалась вселенским звоном. Он закачался на ногах и медленно поднял руку к пострадавшей щеке.

— Почему, мисс Хэннесси? Я и не думал, что вам это может не понравиться.

— Что здесь происходит? — раздался раздраженный голос Уиткрафта, прежде чем он сам ступил на балкон. — Джордж, в чем дело?

Конни скользнула мимо него, исчезнув в зале.

— Еще одна революция, — прокомментировал Каннингэм.

— Небольшая стычка, — подмигнул послу Ник, похлопав его по спине. — Война полов, слыхали о такой?

Ник нетвердой походкой и с натянутой улыбкой направился к безопасному возвышению барной стойки, предоставив Каннингэму разъяснять случившееся послу. Увидев свое отражение в длинном зеркале над рядами бутылок бара, он разглядел на своей правой щеке ярко-красный отпечаток руки.

— Нелады с женщинами? — участливо осведомился бармен.

Ник украдкой осмотрел зал, услышав взрывы хохота, время от времени раздававшиеся то тут, то там по мере того, как случай на балконе становился достоянием собравшегося общества. Ее не было.

Все хорошо, думал Ник. Он пустил Каннингэма и Уиткрафта по ложному следу, но не Конни. А она вот пыталась пустить его по ложному следу. Она проникла ему в душу, разглядев в нем мужчину, каким он всегда хотел быть, и узнав его героические фантазии, которые, как ему казалось, умерли много лет назад.

Ему до смерти надоело прятаться за бутылку, чтобы иметь возможность говорить правду. Кто такая Конни Хэннесси, чтобы бередить его душу и ворошить юношеские мечты? Список эпитетов получился таким большим, что ему пришлось упорядочить его по алфавиту: достойная доверия, обиженная несправедливостью, преданная, прекрасная, смелая, уязвимая, храбрая… сексуальная, добавил он в этот список. Но разве для него это имеет значение? Она не будет принадлежать ему, потому что он ее не заслуживает. По крайней мере до тех пор, пока не поможет ей.

— Способен ли человек преодолеть свое прошлое? — спросил он громким голосом. — Я имею в виду, Су, может ли любовь хорошей женщины спасти человека?

Бармен взял бутылку и стал наливать ему очередную порцию. Ник прикрыл стакан ладонью, и виски полилось под его манжет. Теперь он мог надо всем посмеяться. Его руки уже не дрожали, его сердце перестало колотиться, как сумасшедшее, и огонь его плоти угас. Вот если б только еще не горела щека!

Он посмотрел в зеркало. Теперь он меченый, в этом нет сомнений.

— Мое участие в твоем деле будет чисто личным, — сказал Ник. — Если что-нибудь пойдет наперекосяк, посольство тут же открестится от меня и предоставит нас обоих самим себе.

— И на этих людей ты работаешь? — сказала Конни, ласково посылая ему по телефонным проводам еле уловимые импульсы чувственности.

Ник постучал монеткой по жестяной гофрированной стене бара одного из городских районов трущоб. Он мог бы позвонить ей из своей квартиры в посольстве, но не был уверен, что его телефон не прослушивается.

«Они доверяют мне только расшифровку каблограмм». Гарри прислал ему на днях цитату из «Николаса Никлби». «Я знаю мир, и мир знает меня».

Казалось, Конни было все равно, что думает мир.

— Я верю тебе, — сказала она. — Ты делаешь для них грязную работу?

— Я для них полезен и, стало быть, необходим.