Людмила Бояджиева - Признание Альбины Кристаль

Как-то владелец апартаментов люкс вызвал меня проверить датчик местной сигнализации, располагавшийся за внутренним плинтусом входной двери. Однако, про сигнализацию не вспомнил, а, не тратя время на подходы, прямо в холле объявил, что его супруга — содиректор российско-американского благотворительного фонда часто отсутствует и он бы не возражал, если б его одиночество разделила умеющая молчать дама.

— Ваши характеристики меня устраивают. Вы сами понимаете, Аллочка — я предпочитаю это имя — у меня нет времени для клубов и путан. — Тяжелая рука легла на мое бедро и оно самопроизвольно дернулось в строну. Господин Липскер усмехнулся: — К тому же, у вас не тот возраст, чтобы не ценить мужское внимание. Об оплате пробного контакта можем договориться сейчас же.

О Боже! Как я была великолепна — не размахнулась, чтобы украсить смачной пощечиной глянцево-розовую щеку. Не стала язвительно шипеть обычные фразы униженных и оскорбленных, типа «Что вы себе позволяете?» или «за кого вы меня принимаете?» Думаю, на эти вопросы он ответил бы с оскорбительной для женского достоинства прямотой.

Вкинув брови, я усмехнулась в нагло лицо, гордо повернулась на каблуке и эффектно удалилась. Теперь, нанеся ответный удар в виде ультиматума об униформе, эффектно удалился он.

Месяц назад Липскер обзавелся прислугой. Скромная девушка Катя здоровалась со мной и мышкой проскальзывала к лифту, когда дом еще спал. Она приезжала чуть свет на электричке из Зеленограда, чтобы с 6 до 7.30 драить лестницы десяти последних этажей, а с 7.30 приступить к обязанностям домработницы Липскеров. Очевидно, персона ВКП (Высшей Категории Противности по моей классификации) таким образом разрешила свои хозяйственные и интимные проблемы.

…— Эй, ты где? — Лера подула в трубку. — Сегодня вечером мои домочадцы разбегаются. Посидим, осмыслим проблемы. Жду.

— Сдам смену и поднимусь. Извини, Лерочка, ко мне пришли, — я опустила трубку и уставилась на робко застывшую в дверях посетительницу. Голубой льняной халатик и наколка на волосах, как у горничной из мексиканского сериала выглядели чрезвычайно трогательно. Маленькие, но сильные кулачки размазывали по щека слезы.

— Кто вас обидел, детка? Присядьте, — я указала посетительнице на кресло у дивана и достала вазочку с печеньем. Как хорошо, что принадлежности чайной (или кофейной) церемонии у меня всегда в боевой готовности. — Чашечку чая? И дивное печенье. Натуральный миндаль.

— Нет… Нет… Извините! — она рванулась к двери. — Лучше сообщить в милицию!

— Погодите! — я взяла девочку за руку и одарила улыбкой доброй феи. — Вначале садитесь и успокойтесь. Давайте поговорим. — Мы расположились визави в мягких кожаных креслах, я разлила благоухающий чай «брызги шампанского» в милые фарфоровые чашки питерской фабрики с золотым изображением архитектурных памятников Северной Пальмиры и придвинула к бедняжке ореховое печенье, от которого оторваться не возможно даже ради вынашивания мрачных планов.

— Больше к нему ни за что не пойду! Говорит, Мария Карповна — это супруга господина Липскера — в командировке. Надо все перемыть как следует, она жутко чистоту любит, а если допоздна задержишься, можешь в моем кабинете переночевать. И посмотрел на меня строго, как в милиции. А потом подмигнул! Вот вам крест — подмигнул! — она быстро перекрестила побледневшее от ужаса лицо.

— Подмигнул!? Господин Липскер?

— Феоктист Лазоревич, — она подняла на меня заплаканные глаза. — А у них в квартире — музей — столько всего наворочено, до утра не управишься… Деревяшки резные и этот, тяжелый такой, из мрамора… — Последовал громкий всхлип, слезы потекли рекой. — У мамы ревмокардит. Брату двенадцать. Живем скромно… Все так радовались, когда я сюда устроилась. После школы никак не могла работу найти. Знаете, всякое предлагали. Совсем мы отчаялись… А он… Он мне за два месяца должен.

— Липскер?

— Феоктист Лазоревич.

Уставясь в пол, Катя всхлипывала и потирала покрасневшее запястье.

— Приставал значит. Этого и следовало ожидать от такого… — я заткнулась, не в моей компетенции давать оценки жильцам тем более не лестные.

— Нет! Не следовало! Я не давала повод. Для этого есть специальные… специальные услуги. Как вы думаете, милиция меня поймет?

— Сомневаюсь. У них проблем хватает.

Она поднялась, сутулясь, кусая губы — униженная, беспомощная малышка: — Конечно. Да… Понимаю… Я просто уйду.

— А мама, а брат, а деньги? — взвилась от несправедливости я. — Так же нельзя, нельзя!

Она печально улыбнулась: — Вы благополучная. Вы плохо знаете жизнь.

— Что-что!? Это я плохо… Да я… — я вовремя остановилась, уловив закодированную в подсознании команду: «сдержанность, сдержанность, и еще раз…» Все же, упорная работа над собой не пустое занятие. Я прищурила опытные глаза:

— Не во мне сейчас дело. Дело в тебе — ты обыкновенная курица! И это серьезный диагноз. Каждый человек достоин того, что имеет. Стоит только начать отступление и не успеешь оглянуться, как о тебя станут вытирать ноги. А ты еще поддакнешь: «так мне и надо!»

— Я смелая! Я за брата перед целой кодлой вступилась! Они на мотоциклах у нас гоняют. Прижали Женьку: «Гони бабки». Он за молоком шел. А я из школы после экзамена. Я хороший билет вытащила и практически сразу пять баллов схватила. И такая во мне нерастраченная сила бушевала, даже геометрия с математикой дыбом встали… Вот на все бы вопросы ответила! Их я еле на трояк вытянула. А по истории — отлично! Наверно, все исторические герои в меня вселились, как ахломонов этих вокруг Женьки увидела. Ихнего главаря — Федулу — прямо за грудки схватила и в физиономию его бухую с большой силой выразилась: «Катись отсюда, гад, пока цел!» Установку дала… — Катя улыбнулась: — я фильм видела про девочку, испепеляющую взглядом, и даже решила, что у меня взгляд какой-то особенный. Умотали они тогда все! Женьку больше не трогали… Но потом все пошло как-то не так… меня даже били. Хозяин ларька, где я торговала и ошиблась в деньгах. Взгляд больше не действовал и даже голос как-то сел. А один раз… Нет, вы меня не поймете…

Придвинув к ней лицо, я сосредоточила мощную силу внушения.

— Взгляд у тебя необычной силы. Только ты еще не умеешь подключать ее. Потому что совсем затоптала источник этой силы — чувство собственного достоинства. Сегодня все буде по другому. Сейчас ты вернешься на рабочее место, умоешься и скажешь тихо, но твердо: «Я — Екатерина Лаврова. Сильная, умная, добрая. Я явилась на этот свет для любви и радости. Я никому не позволю унижать меня. Никогда». Потом явишься к хозяину, извинишься за строптивость и постараешься быть паинькой — разворачивай уборку по всем направления.