Анна Малышева - Когда отступать некуда, дерутся насмерть

Потом Мартына уложили спать. Настя и сама зевала. Она со страхом думала, как поедет через полгорода – у нее совсем не осталось сил.

– Ночуй здесь, – попросила мать. – Ложись в своей комнате, с Мартыном.

– Только на эту ночь, – согласилась Настя.

– Вот и хорошо!

Мать пошла за чистым бельем, а отец отозвал Настю на кухню.

– Почему бы тебе вообще не жить здесь? – спросил он. – Я все время за тебя боюсь. Особенно сейчас. Все какие-то тайны, тайны… И ни слова правды. Ты живешь одна?

– Конечно, пап. – Настя с трудом удерживалась, чтобы не уснуть сидя.

– Надо найти Витю, – задумчиво сказал отец. – Ему все же надо знать, что тут творится. У меня где-то был телефон его родителей.

– Папа, папа, надо ли унижаться? – вздохнула Настя. – Ладно, я уже сплю. А вставать в пять утра!

Мартын дышал почти бесшумно. Иногда он начинал быстро посапывать, беспокойно двигаться, но вскоре снова успокаивался. «Вот бы он всегда был такой! – подумала Настя, тихонько раздеваясь и укладываясь в постель. – А то ведь это черт, а не ребенок! Натуральный черт!» Мартын дрыгнул ногой и сбросил с себя одеяло. Но Настя этого уже не видела. Она спала.

На другой день вечером Настя передала Ксении полторы тысячи долларов. Та попыталась устроить скандал из-за оставшихся пятисот, но Настя сумела ее урезонить:

– Это вопрос нескольких дней! Главное, что я не увиливаю! Ведь так?

Ладно, убедила. – Ксения спрятала деньги и неожиданно заявила: – Ты вообше-то неплохая девка, хотя и сволочь.

– Ну, спасибо тебе и за это! – горько усмехнулась Настя. – И знаешь, дай мне свой телефон. Не приходите сюда больше.

– Это почему?

– Нарветесь! Родители вчера и так вызвали милицию.

– Ну? Жаль, что нас уже не было, – огорчилась Ксенька. – Вот был бы концерт! Смотри, чтобы они так больше не делали! Мой муж – он же психованный!

И она рассмеялась. Сегодня она выглядела совсем плохо – глаза опухли и превратились в две тупые щелочки. Щеки приобрели неестественный розовый цвет – видимо, тоже от пьянства. Но Ксения смеялась и казалась довольной.

– А телефона я тебе не дам, – заявила она. – Обойдешься. Дай свой!

– Чего ты боишься? – Насте очень не хотелось давать этой твари свои координаты. – Я не сбегу, и в милицию тебя не сдам.

– Ну, попробовала бы ты сбежать! – хохотнула та. – Ребенок-то здесь! И пусть он живет здесь, поняла? Через неделю я приду за остальными деньгами!

Настя с трудом спровадила ее. Потом она поднялась к родителям, поужинала с ними и уложила в сумку те свои вещи, которые еще оставались в этом доме.

– Ты все делаешь наоборот, – огорчилась мать. – Тебе нужно жить тут!

– Мам, ты не бойся. Ксения больше не придет.

– И это подозрительно! Как ты ее успокоила? – вмешался отец.

– Мы просто поговорили.

Настя! – Отец еще никогда не выглядел таким раздраженным. – Если ты встала на такую позицию, то зачем же вообще сюда приходишь?! Думаешь, это такое удовольствие – вытаскивать из тебя правду?! Да живи, как хочешь, где хочешь, с кем хочешь! Убирайся отсюда., раз ты тут никому не доверяешь!

– Петя, – мать испуганно повернулась к нему. – Успокойся, прекрати!

– С вами успокоишься! Ну, ты мне скажи, откуда в ней это?! Откуда это ослиное упрямство?! Что ты о ней знаешь? – в бешенстве закричал отец. – Она же ничего не говорит! Завтра ее убьют или посадят, а ты будешь хлопать глазами! Что я могу сделать?! Что ты с ней можешь сделать?!

Скандалы в семье Садовниковых были явлением редким. Поджигательницей обычно выступала Настя – именно из-за своего упрямства. И сейчас назревал именно такой скандал, но обстановку неожиданно разрядил Мартын. Неизвестно, откуда он взялся – только что смотрел в другой комнате телевизор. Но в следующий момент он уже оказался на кухне, вскочил на стул и истошным голосом заорал:

– Прекратите! Прекратите! Буду кричать! Прекратите! Не трожьте маму!

Он схватился за спинку стула, истерично затряс ее, и стул перевернулся вместе с Мартыном. Настя, уже заплаканная, бросилась вытаскивать его из стула. Мартын ревел, как маленький бычок. Купленная в Париже кепочка налезла ему на глаза. Отец махнул рукой и ушел в спальню.

– Ты все-таки уходишь? – У матери совсем опустились руки. – Надо бы остаться, Настя. Хотя бы попроси у него прощения.

И тут Настю прорвало:

– А за что?! За что?! Это вы не правы, а я права! Почему всегда прошу прощения я?! Может у меня быть своя жизнь или нет?! Почему я должна выворачиваться перед вами наизнанку?! Я живу, как могу! За что мне просить прощения?!

– Раньше ты была не такая!

– Да когда, когда?! Что ты выдумываешь?! Всегда я такая была!

– Нет, – отрезала мать. – Ты стала такой после той драки! И я очень хотела бы знать, что там случилось на самом деле!

Настя замотала головой, захлебнулась слезами и выбежала из квартиры. Сумка била ее по ногам, когда она спускалась по лестнице, а вслед несся приглушенный дверью рев Мартына.

Глава 16

Это был большой и очень неуютный дом. Его построили вскоре после войны и, видимо, не очень заботились о красоте. Комнаты тут были большие, но с низкими потолками. Дом стоял в длинном ряду таких же особняков и был среди них самым уродливым. С фасада его закрывали старые липы. Одна из них была обуглена и расколота пополам.

– В нее попала молния, когда я был мальчишкой, – пояснил Николя. – Прекрасно помню этот вечер. Ну и переполох тогда поднялся! Меня никак не могли оттащить от окна, я ждал, что молния ударит еще раз. Боялись, что я сошел сума. Бабка вызвала пожарную команду, а когда они приехали, липа уже сгорела. Дорогу размыло, вот они и опоздали.

Витас сидел на подоконнике с ногами, обхватив колени, и смотрел в сад. Он жил тут уже четвертые сутки и еще ни разу не был в городе. Без денег, без документов, без друзей – он чувствовал себя заброшенным на другую планету. С хозяином дома он давно был на «ты», но чувство одиночества от этого не исчезло. И эта обожженная липа, и дом, и соседская собака, перебегающая дорогу – все это было ему уже знакомо. И надоело до смерти.

– Ты меня не слушаешь? – спросил Николя. Они только что поужинали, и ему хотелось поболтать. – Может, съездим в город? Завтра воскресенье, можно выспаться.

– Я бы съездил, – пожал плечами Витас. – Только не сейчас. Я устал.

– От чего?

Витас опять пожал плечами. Он и сам не знал, что на него накатило. С того дня, как он сбежал из особняка, где убили его друзей, мальчишка часто впадал в тоску. Это была какая-то вязкая, странная хандра, когда опускались руки и не хотелось даже плакать. Тогда он сидел часами на одном месте и тупо смотрел в точку. Потом встряхивался, шлялся по дому, рассматривал отремонтированные комнаты, наблюдал, как идут работы в неотремонтированных. В доме с утра до пяти вечера находилось трое рабочих, которые завершали окраску стен. После них должны были прийти паркетчики, чтобы отциклевать испорченный пол.