Фиалок в Ницце больше нет - Антон Валерьевич Леонтьев
Полина Аркадьевна Волкова-Красовская, загремевшая в колонию и, судя по всему, выбравшаяся не только оттуда, но и в Цюрих на аукцион современного искусства.
Саша окаменела. Первой мыслью ее было вскочить и бежать прочь, однако аукцион уже начался, и она бы только привлекла к себе внимание.
А привлекать к себе внимание она не хотела.
Хорошо, что она сидела сбоку и на задних рядах, а шумная группка расположилась, конечно же, впереди, на заранее зарезервированных для нее ВИП-местах.
Федор был Сашиным прошлым – но все равно она на удержалась и отыскала информацию о нем, что благодаря Интернету стало значительно проще.
Он всего за несколько лет, занимаясь сомнительными сделками с цветными металлами и золотом, превратился в так называемого олигарха – нет, не первого и даже не второго ряда, наверное даже и не третьего, но свой миллиард-другой урвать успел, подавшись потом в политику (и оперативно женившись для этого на дочери губернатора крупного российского региона), сделал и там головокружительную карьеру, которая закончилась большим скандалом и исключением его из партии власти (и не менее оперативным разводом с дочерью уже бывшего губернатора, от которой он имел дочку и двух сыновей), а затем подался в шоу-бизнес, пытаясь найти новую сферу деятельности и бизнес-проектов.
Но что он делает в Цюрихе, на аукционе современного искусства, тем более в сопровождении ПВК?
Сашу так и подмывало покинуть аукцион, но она решила остаться и проследить, что же желает купить Федя – нет, давно уже не ее Федя.
Тут продавали концептуальное искусство, а не яйца Фаберже, царские иконы или драгоценности бывшей императорской семьи – русские олигархи ведь обычно посещают именно такие мероприятия.
Оказалось, что не только.
Со все нарастающим напряжением Саша исподтишка следила за шумной группкой: та, веселясь и отпуская шуточки на русском, комментируя происходящее, не пыталась бороться ни за один лот.
Так зачем они заявились – неужели для того, чтобы она столкнулась со своей бывшей любовью?
– Лот 37, полотно Макса Бекмана «Портрет фрау Доротеи Келлерманн». Начальная цена – двести тысяч долларов. Кто желает предложить больше?
Двести пятьдесят, триста, четыреста, семьсот…
Борьба разворачивалась между уже известными Саше соперниками: бедно одетой американской миллиардершей, пожилой японской четой и немцем с тростью.
– Миллион!
Возникла пауза, и аукционист спросил:
– Кто желает предложить больше?
Внезапно табличку с номером «37» (случайно – или намеренно?) подняла ПВК, провозгласившая на дурном французском:
– Два миллиона!
Публика завертела головами, американская миллиардерша, жутко богатая, но скуповатая, дернулась, японцы зашушукались, а немец с тростью махнул рукой – он вышел из игры.
Сияющий как золотой червонец аукционист пожелал знать, не желает ли кто-то предложить больше.
Японцы предложили два миллиона пятьдесят тысяч – тоже жмоты! Американская миллиардерша назвала два миллиона сто пятьдесят.
– Три миллиона!
Публика загалдела.
Японцы, посовещавшись, тоже показали жестами – мол, мы больше не будем тягаться.
Американская миллиардерша, раскрасневшись, предложила три четыреста.
Возникла пауза. Все явно ждали того, что ПВК предложит четыре миллиона – такую сумму за картину Макса Бекмана никто еще никогда на аукционе не выкладывал.
Однако после томительного ожидания не ПВК, а сам Федор произнес на хорошем английском (видимо, поднатаскали):
– Пять миллионов!
Аукционист, сглотнув, переспросил:
– Пять миллионов, не четыре?
Ну да, все ждали четыре, а Федюсик бабахнул сразу пять: широкая русская душа олигарха.
Тот подтвердил кивком – да, пять.
– Дамы и господа, предложена сумма в пять миллионов! Желает ли кто-то предложить больше?
Американка зло замахала руками, аукционист немного потянул время, но когда никто так и не объявился, ударил молотком и объявил:
– Продана за пять миллионов долларов номеру 37. Мои поздравления!
Зал даже зааплодировал, а Саша, пользуясь подвернувшейся возможностью, встала и быстро вышла вон.
Вечером того же дня Илья даже спросил ее, все ли в порядке.
– Ты такая… отсутствующая.
Ну да, прошлое, которое для нее давно завершилось, вдруг со всей силой распахнуло дверь ее уютного семейного мирка.
И сделал это Федор.
Не ее Федор. Однако он купил ее портрет под видом портрета матери Хорста – значит, все-таки ее?
– Просто что-то устала. Давайте вернемся домой пораньше и проведем время на пляже?
– Но ты же пляжный отдых не особо любишь, да и не сезон уже…
Саша едва не кричала:
– Давайте вернемся пораньше.
Они, конечно же, вернулись.
Ей потребовалось недели две, а то и все три, чтобы прийти в себя. В первые ночи ей снился Федор – причем сцены были настолько откровенные и непотребные, что, просыпаясь в горячем поту, она брела в ванную, где долго терла лицо холодной водой и полоскала рот жидкостью для зубов.
Что с ней такое? Ведь у нее все есть: муж, дом, сын и дочь.
Дом – бывший маяк.
Поддельные картины и настоящий фонд, помогающий больным детям.
Так чего же ей не хватает?
Уж точно не Федора.
Может, у нее ранний климакс?
Наконец все нормализовалось и Саша забыла, словно наваждение, встречу с Федором, купившим ее портрет за пять миллионов (об этом даже по телевидению сообщали и писали в газетах: «Русский олигарх покупает за рекордную сумму портрет работы Макса Бекмана»).
Ну да, а Ильи Гогурина не хотите?
А это было весьма и весьма символично: Федор украл картины ее дедушки, а теперь приобрел полотно, написанное ее мужем и изображавшее ее саму, полагая, что это шедевр межвоенного искусства.
И выложил за это пять миллионов долларов, часть которых в итоге досталась Илье и Саше.
Больные дети будут рады – на эти деньги можно столько добрых дел совершить!
Выходило, это ее месть, совсем даже не запланированная, Феде – не ее Феде.
Федюсику.
Но разве жизнь дедушки стоила пяти миллионов?
Саша приказала себе успокоиться, понимая, что подспудно, глубоко внутри ее, еще бурлят эмоции.
Так чего же ей не хватает?
Этого она не знала и не была уверена, что хотела знать.
По прошествии месяца все более или менее вошло в привычное русло. В тот день все спорилось: Саша чувствовала, что к ней вернулась прежняя радость жизни.
Кроме того, она заказала для Ильи подарок – особую, невероятно красивую курительную трубку – нет, он не курил, но в качестве аксессуара ведь подойдет!
Илья уехал по делам в Париж (надо было привезти новую партию старых рам и этикеток, изготовляемых лично Хорстом), поэтому, когда в дверь позвонили, Саша, решив, что это почтальон, распахнула ее с милой улыбкой.
На пороге стоял сияющий Федор.
– Привет, малышка, – произнес он, перешагивая
