Следствие ведет блондинка (СИ) - Анна Трефц
«Посмотрим, что она скажет, когда я получу деньги!» — усмехнулся он про себя.
Конечно, кое-что омрачало его оптимизм. Все-таки дело, в которое он влез, ну, никак нельзя назвать полезным для общества, а, следовательно, никак нельзя назвать хорошим. Он преступник, и на его совести жизни людей. Но разве общество уже давным-давно не сменило свои ценности? Впрочем, может быть, истинные ценности всегда оставались неизменными. Ведь преступники, а в особенности крупные преступники испокон века жили лучше честных людей. Их всегда уважали, их ценили, им поклонялись. Их ненавидели потихоньку, это да. Но вовсе не за то, что они преступники, а из зависти, что они смогли разбогатеть.
Одна первобытная обезьяна отобрала у другой банан и цинично сожрала его на глазах у обиженной. С этого и началась эволюция общества. Рабовладельческий строй, феодалы, капиталисты… В люди выбивались лишь те, кто мог красть и убивать. А социалистический строй с ее КПСС — самой гуманной партией в мире? Коммунисты насаждали мораль и равноправие, а сами жрали в три горла колбасу и ананасы, когда в Поволжье люди гибли от голода. Это Федор еще в школе проходил. А что теперь? Разве современные олигархи не бывшие преступники? Можно ли среди богатых бизнесменов найти хотя бы одного честного, который не разжился на воровстве и на чьей совести нет ни одной человеческой смерти?
Да что спрашивать с России! Во всем цивилизованном и нецивилизованном мире дела обстоят точно так же. Нынешние миллиардеры если не сами, то их предки, накопившие эти миллионы, уж точно были замешаны в жестком криминале. Почему же ему — скромному молодому человеку не следовать вечным законам общества? Отец часто повторяет: «я бедный, зато сплю спокойно». Но это его выбор. Федор не обязан подражать этому примеру. Это плохой пример. Трусы спят спокойно, но они и не имеют ничего, кроме своего спокойствия.
В голову его, до мозгов промоченную ливнем пришла одна цитата, заученная еще в школе. Герой по имени Раскольников в романе Достоевского все мучился вопросом: «Тварь он дрожащая или право имеет».
«И этот вопрос правильнее всех остальных, — решил сейчас Федор, — Рано или поздно каждый человек задает его себе. И лучше задать его в молодости, когда еще есть силы на права, а не в старости, когда, оглянувшись на прожитую в чести и спокойствии биографию с грустью констатировать: «к сожалению, я — дрожащая тварь».
Федор подкинул на плече старенькую спортивную сумку. В ее глубине, в самодельном футляре из толстой книги с вырезанными страницами покоился пистолет ТТ с дарственной надписью на рукоятке. Пистолет придавал ему уверенности. С оружием Федор Скоков — для всех мало примечательный курьер без будущего, а на самом деле без пяти минут обеспеченный молодой человек и завидный жених даже для такой барышни как Ксения Собчак, чувствовал, что имеет право практически на все.
***
Катерина — жена Ивана Тарасова задумчиво глянула в окно. На улице лил тоскливый ливень. Такой же тоскливый как вся ее жизнь. Подобное признание она могла сделать лишь в краткие минуты отчаяния. Вот такие, как теперь. Конечно, подруги ей завидуют — муж крупный бизнесмен, двое детей, отдых на известных курортах, любые развлечения в Москве, цена билетов значения не имеет. Но разве все это делает женщину счастливой, если она чувствует себя одинокой? Муж всегда занят, а она вынуждена повсюду таскаться одна. Ну, в лучшем случае, с детьми. Да и воспитывает она этих детей как мать-одиночка. Потому что Ваньке некогда даже заглянуть в Федькин дневник.
Именно этим она сейчас и занималась, сидя за столом на кухне. Сын топтался рядом, и в глазах его тоже была тоска. Он терпеть не мог показывать дневник родителям. Еще бы! Там же нет тех оценок, за которые его погладят по головке. Даже те, которые удалось стереть ластиком или переправить на более приличные погоды не делали. И как быть с огромными во всю страницу замечаниями, написанными жирной красной ручкой.
Катерина вздохнула и трагическим голосом прочла одну из записей в дневнике:
— «Мочился на страуса в кабинете биологии», — она перевела взгляд на сына, — Сыночек, объясни, зачем ты это сделал?
— Потому что страус есть только в кабинете биологии, — скучающе ответил Федька.
Катерина опять вздохнула и продолжила допрос:
— Но зачем ты это сделал в присутствии учителя?! Тебя что, не устраивают школьные туалеты? Это какая-то форма протеста? Что это за бестактность, в конце концов?!
— Мам, да все было не так, как училка написала! — Федька сел напротив, — Училка оставила нас мыть доску, ну а мы с Серегой мыли ее мыли… мыли ее мыли… а потом поспорили…
— Подожди, а почему тебя оставили мыть доску? — вскинула брови Катерина, — В школе, закончились уборщицы?
Вопрос был правомерный, поскольку Тарасовы, как и прочие родители ежемесячно отстегивали немалую сумму на охрану и уборку школы.
— Вот и я говорю, — воодушевленно подхватил Федька, почувствовав, что может увести разговор подальше от записи в дневнике.
Но мать знала все его уловки. Он ведь не первый год получал замечания и плохие оценки.
— Что вы с Серегой натворили в кабинете биологии до того, как ты испоганил чучело страуса? — строго спросила она.
— Ну… — Федька покраснел, — В общем-то, ничего серьезного…
— И все же, что?
— Ну, намочили тряпку маслом, — нехотя признался сын.
— Каким маслом?!
— Машинным.
— Какую тряпку?
— Которой доску вытирают. У нас в этом же классе на следующем уроке должна была быть контрольная по математике. Потому что в кабинете математики 5 «А» уже протер доску маслом, и математичка на ней писать не могла. А Роськина — ябеда нашептала биологичке, что это мы намочили тряпку. Ну, биологичка всех увела в актовый зал, чтобы там вести урок, а нас с Серегой оставила, чтобы мы эту доску оттирали. Чтобы не срывать контрольную, понимаешь?
— А причем тут страус?
Федька постучал ладонью по столу:
— Ну, как ты не понимаешь?! Мы с Серегой поспорили. Он стал говорить, что если на чучело страуса пописать, то он побежит, потому что даже чучелу неприятно стоять в луже. А я сказал, что Серега гонит фуфло. В общем, мы почти подрались, а потом решили проверить. И если бы страус побежал, то я должен был бы отдать Сереге свой новый велик. Но страус не побежал, и теперь Серега отдаст мне свою мобилу.
— У
