Сандра Браун - Чужое сердце

– На моей прежней работе умение думать на ходу было стандартным требованием.

– Ты мог бы воспользоваться сегодня оружием.

– Чтобы спасти нас с тобой? Ты еще спрашиваешь.

– Скажи, тебе когда-нибудь доводилось стрелять в человека? – спросила Кэт, стараясь не выдать напряжения в голосе.

Прежде чем ответить, Алекс смерил ее пристальным взглядом.

– Копы обычно считают, что они способны взять под контроль любую ситуацию, типа, их этому учили. Полная лажа, скажу я тебе. Когда сталкиваешься с неожиданной ситуацией, просто делаешь то, что в твоих силах.

Похоже, это был весь ответ. На другой не стоит даже рассчитывать. Кэт не стала нажимать на него. Алекс тем временем размешивал сахар в чае со льдом. Размешав, заговорил первым.

– А где училась ты?

– Ты имеешь в виду на актрису?

– Я знаю, что ты сирота и воспитывалась в приемных семьях. Но кроме этого – ничего. Я имею в виду твою жизнь до прихода в «Коридоры». Где ты выросла?

Кэт не возражала против этой темы. Более того, если она расскажет ему о себе, то можно рассчитывать и на откровенность с его стороны. То, что сегодня она узнала от Дина, вселило в нее тревогу, хотя с трудом верилось, что все так ясно и просто, как это преподнес Дин. Неудивительно, что ей хотелось услышать версию Алекса о том, что случилось в тот День независимости. Хотя он вряд ли бы что сказал, спроси она его прямо. Даже если он когда-нибудь и расскажет ей, то момент выберет сам.

– Вообще-то я выросла на юге. Да-да, – сказала она, заметив его удивление. – В Алабаме, если быть до конца точной. Просто после нескольких лет занятий с преподавателем дикции я избавилась от южного акцента.

– И какая же она была, малышка Кэт Делани?

– Тощая и рыжая.

– А помимо этого?

Кэт взяла в руки нож и принялась обводить им клетки на скатерти.

– Боюсь, это не очень приятная история.

– Не волнуйся, аппетит ты мне вряд ли испортишь.

– Не зарекайся, – сказала Кэт, усмехнувшись. И поведала о своей болезни. – Я победила рак, но в течение года во мне едва держалась душа. Однажды в школе я почувствовала такую слабость, что медсестра вызвалась довезти меня до дома. Когда мы подъехали, машина отца стояла на подъездной дорожке, что было довольно странно. Обычно в это время он был на работе. Я вошла…

Официантка принесла им салаты.

– Я вошла в дом через заднюю дверь, думая, что застану родителей на кухне. В доме было непривычно тихо. Позднее я припомнила эту странную тишину, но в тот момент не придала ей особого значения и пошла искать родителей.

Стоило ей это представить, как в висках стремительно запульсировала кровь. Мысленным взором она двинулась следом за худенькой девочкой с копной непослушных рыжих волос – бледной, с тощими ногами, торчащими из слишком широких шортов. На ногах – синие кроссовки. Вот она бесшумно ступает по коридору, со стен которого ей улыбаются ее детские фото в дешевых рамках.

– Я нашла их в спальне.

Алекс поерзал на стуле. Кэт почувствовала, как он положил руки на стол и подался вперед, однако глаз от клетчатой скатерти не подняла, продолжая все так же сосредоточенно водить ножом вдоль края голубой клетки, словно ребенок, который боится вылезти кисточкой за контуры рисунка.

– Они лежали в постели. Я подумала, что они решили поспать днем, хотя сегодня и не воскресенье. До меня не сразу дошло, почему вокруг них все красное. Когда же дошло, то я перепугалась и с криком бросилась к соседям, чтобы сообщить им, что с моими родителями случилось что-то ужасное.

– О господи, – прошептал Алекс. – Что это было? Ограбление?

Кэт уронила на скатерть нож.

– Нет, отец убил ее и себя выстрелом в голову.

Кэт с вызовом посмотрела на Алекса – точно так же, как в детстве смотрела на социальных работников.

– Следующие восемь лет я провела, скитаясь по приемным семьям. Меня запихивали то к одним, то к другим, пока я не стала самостоятельной.

– И что ты делала?

– Ты о чем?

– Учеба, деньги.

– Тебя ждет твой салат.

– Говори.

Алекс подцепил вилкой лист салата, полил его сливочным соусом, но положил его в рот лишь тогда, когда она продолжила рассказ.

– После школы я получила место машинистки в одной крупной фирме. Это был тупиковый вариант. Если кого-то и продвигали по службе, то по старшинству и не по заслугам. Система была такой же несправедливой, как и система опеки.

– Что, собственно, в ней не так?

– Что не так? Все. – Кэт опустила вилку и помахала руками перед лицом, как будто пыталась стереть то, что только что сказала. – Ну ладно. Я преувеличила. Многие приемные родители искренне заботятся о приемных детях. Но сама система нуждается в реформировании.

– В любом случае это лучше детских приютов.

– Знаю. – Кэт решила, что салата с нее хватит, и отодвинула тарелку в сторону. – Но приемная семья – вещь временная. И ребенок, особенно тот, что постарше, это прекрасно знает. Согласна, он все-таки растет в семье, что хорошо. Но дом и семья – чужие. Ему просто разрешено пожить там какое-то время. Ты там гость, до того момента, как подрастешь, или сделаешь что-то не то, или изменятся обстоятельства, и тогда тебя поселят у кого-то еще.

Вскоре до тебя доходит простая истина: «Никто не любит меня в такой степени, чтобы взять к себе навсегда». Проходит какое-то время, и начинаешь думать, что не заслуживаешь любви и соответственно себя ведешь. «Ага, вы считаете, что меня не за что любить? Ну что ж, получайте!» Это механизм психологической защиты. Начинаешь отторгать от себя людей и возможности, прежде чем они начнут отторгать тебя.

– Это взгляд взрослого человека.

– Верно. Когда я была частью системы, я не понимала, что претворяю в жизнь собственные предсказания. Я была лишь несчастным, одиноким ребенком, который считал, что его никто не любит и он никому не нужен, и делал все для того, чтобы привлечь к себе внимание.

Кэт грустно усмехнулась.

– Страшно вспомнить, что я себе позволяла. Мне было неприятно ощущать себя объектом благотворительности, – сказала она и нахмурила брови. – А еще есть люди, – возможно даже, полные благих намерений, – которые не имеют ни малейшего понятия, как нужно воспитывать ребенка.

Спешу добавить, что это касается не только приемных родителей, но и родных. Зачастую они даже не понимают, что наносят ребенку эмоциональные травмы. Слово, взгляд, снисходительное обращение – все это может раз и навсегда подорвать самооценку ребенка. Люди, которым и в голову не придет применять физическое насилие, сами того не замечая, применяют насилие психологическое, травмируя душу ребенка.

– Например?

– Я могла бы грузить тебя не один час.