Людмила Бояджиева - Уроки любви

— Хм… Совсем неплохо. Согласился Никола. Семье Розалии, состоящей из сплошных дилетантов и третьесортных актеришек, не помешал бы один серьезный человек, занимающий ответственный пост. Но ведь ему только семнадцать…

— В самый раз взяться за ум. В нью-йоркской Академии искусств открылось отделение организаторов и теоретиков искусства. Барри должен окончить его с блеском. А потом мы поможем. Ираклий обвел глазами братьев и они согласно кивнули.

Двадцатичетырехлетний Барри отличался всеми качествами настоящего нью-йоркского дэнди. Он блестяще демонстрировал легкомыслие и цинизм, отличался широтой взглядов, простотой общения и своеобразным сочетанием сибаритства и нигилизма, которое так идет юному, красивому, самоуверенному существу.

С женщинами Барри умел быть всяким томным, влюбленным в стиле слезных мелодрам, или обаятельным проходимцем наподобие гангстеров киноэкрана. Ему нравилось меняться самому, перебирая подружек от глупеньких кордебалетных шлюшек до деловых и корректных «бизнесвумен». Барри никому не оказывал особого предпочтения женщины нравились ему в своей массе в богатом букете, дающем широкую гамму чувственных оттенков. Выбор за него сделал случай. На благотворительном банкете в честь Дня независимости Барри участвовал в концерте выпускников Академии искусств с собственными сочинениями для фортепиано. Он делал это шутя, поскольку легко распростился с идеей стать композитором. Проучившись меньше года по классу композиции, Грант откровенно заскучал, решив применить свою кипучую энергию и недюжинное обаяние в деловых сферах. Занятия на отделении организации и экономики искусства показались ему весьма перспективными. К роялю Барри подходил лишь в тех случаях, когда хотел произвести впечатление на дам, он знал, что его незатейливые опусы с налетом неаполитанской мелодичности и романтической грусти проникают в сердца чутких слушательниц.

На благотворительном концерте в их числе оказалась Диана Хейворт председательница всеамериканского благотворительного фонда «Музыка для нас». Придирчиво щурясь, она внимательно осмотрела отличника — выпускника Академии искусств, отметив щегольской блеск его далеко не новых ботинок, великолепие античного торса и гибкость длинных музыкальных пальцев.

— как вам представляется будущая карьера, мистер… мистер Грант?

— Мое самое сильное желание заключается в том, чтобы служить на пользу искусства и Америки. Не задумываясь, отчеканил он. Диана улыбнулась.

— В таком случае, могу дать вам шанс испытать прочность своих намерений. В моем фонде не хватает активной, преданной делу молодежи.

Сердце Барри радостно забилось, но он вряд ли мог представить, какой крупный козырь вытащил из колоды в эту минуту.

Муж Дианы владелец «железнодорожной империи» на юге страны, имел колоссальное состояние и слишком мало времени на общение с семьей. Восьмилетняя дочь училась в швейцарском пансионе, тридцатишестилетняя миссис Хейворт не сходила со страниц дамских журналов, являясь образцом «деловой американки».

Выносливая и крепкая женщина, увлекавшаяся в юные годы авиацией и подводным плаванием, отдала свои зрелые силы и темперамент благотворительному движению. Одной из первых она ввела в официальную моду брючные костюмы, стала лихо водить спортивный автомобиль и выезжать с миссий Красного Креста на поля сражений Первой мировой войны. Репутация Дианы оставалась незапятнанной. Она считалась преданной женой и заботливой матерью, готовой давать нравоучительные советы всем женщинам Америки.

Просмотрев прессу накануне делового визита к миссис Хейворт, Барри удивился этой способной женщине с солдатской выправкой и тяжелым волевым подбородком были чужды соблазны плоти. Но весь его немалый мужской опыт свидетельствовал обратное Диану заинтересовал в его лице не только перспективный сотрудник. Она, как говорят, явно «положила глаз» на черноволосого красавца.

Вилла Хейвортов в фешенебельном квартале Нью-Йорка оказалась роскошной и совершенно пустой. Кроме охранника, пропустившего машину мистера Гранта, Барри не заметил никакой прислуги. В окнах трех этажей светился приглушенный свет, из холла доносилась тихая музыка.

— Ах, вот и вы, мой друг! Как славно, у меня затруднения с подбором репертуара для воскресного выступления хора инвалидов. Вы полагаете, Реквием Верди не будет слишком мрачен? Она протянула Барри отпечатанные на машинке листы.

Он рискнул: слегка согнув крупную кисть дамы, коснулся губами ямки над большим пальцем. А потом уж взял предложенные бумаги. Мимолетный поцелуй был любезным и в то же время достаточно интимным, для тех, кто разбирается в амурных делах, он говорил о многом.

Диана подавила судорожный вздох и слишком звенящим голосом пригласила гостя в гостиную. Шестым чувством Барри понял, что ему предстоит провести эту ночь в постели недоступной леди, и внутренне насторожился.

В большой комнате среди диванчиков, столиков, кадок с пальмами, гигантских напольных ваз и статуй горело множество приглушенных светильников. Из патефона рвалась бетховенская «Ода к радости».

— Пожалуй, для хора инвалидов эта музыка более уместна, заметил Барри.

— А для нас? Диана остановила пластинку и с вызовом посмотрела на парня. Он изобразил смятение и робость. Присядьте, мистер Грант, я бы хотела, чтобы сегодняшний вечер прошел с пользой для дела и для сотрудников нашего Общества. Я ведь могу уже называть вас коллегой?

Уточнив свои обязанности и гонорар, Барри почувствовал прилив вдохновения. Диана жилистая, крепкая, в полотняном костюме типа борцовской робы дзюдоиста казалась ему желанной одалиской. Разговор не клеился, вино кружило голову, и Барри понял настал момент решительного наступления.

— Миссис Хейворт, я много раз видел ваши портреты, но никогда не мог предположить, что окажусь так близко от вас, рядом с вами… Он опасливо отодвинулся вглубь дивана, словно от женщины исходили опасные токи. Это не так просто для мужчины, считающего себя наполовину итальянцем, и преклоняющегося перед всем прекрасным… Барри сдержанно потупился, волнистые пряди упали на лоб и горящие жаром смуглые щеки.

— Прелестно! Захлопала в ладоши Диана. Я поручаю вам произносить вступительные речи. У вас проникновенный голос и южное красноречие… К тому же страсть к прекрасному…

— И, к несчастью, пламенный темперамент. Ведь я мечтал стать композитором, романтическим, бурным, виртуозным…

— А виртуозным любовником? Диана по-деловому сбросила кимоно, оказавшись в крошечной комбинации. Пожалуйста, не строй из себя паиньку. У меня давно не было хорошего мужчины. Ну, дорогой, живее, живее! Подбоченясь, Диана смотрела, как неловко и торопливо раздевается ее избранник и вдруг громко захохотала. И это у вас в Италии называется «пламенный темперамент»?