Энн Стюарт - Полуночная роза

— Не шути так, прошу тебя, — попросила Жизлен, пряча от него лицо, но, поскольку на этот раз она уткнулась ему в плечо, он был доволен. — Их было трое, — сказала она очень тихо.

— Три сотни? — уточнил он, и его ловкие пальцы стали поглаживать ее узкую гладкую спину, чувствуя, как становится под ними теплой и живой ее кожа.

— Трое мужчин. Вернее, два с половиной.

Он остановился на секунду, стараясь удержаться от смеха.

— Как же тебе удалось обслужить двоих мужчин и еще половину? Мне что-то трудно разобраться в подобной арифметике. Только не думай, что ты обязана мне объяснять, я же сказал тебе, это не имеет никакого значения, сколько их было. Мне просто любопытно. — Его руки опустились ниже, к ее маленьким круглым ягодицам, и он прижал ее к себе ближе.

— Первым был граф, — прошептала Жизлен, — потом мсье Поркэн, мясник. Но потом Мальвивэ захотел, чтобы я… — голос ее дрогнул, но она не заплакала, а, взглянув на него, закончила, — я убила его.

— Ты всегда была кровожадной девочкой, — сказал он добродушно, и ловко закинул на свое возбужденное тело ее ногу, — и почему же ты убила этого… как ты его называешь? Мальвивэ?

— Это тот самый человек, который продал меня мадам Клод, — честно ответила она.

— Да, в таком случае, пожалуй, он заслуживал этого больше, чем я, — согласился Николас, прижимая ее к себе все теснее, пока не почувствовал, что снова возбужден и желает ее. — Ты использовала яд?

— Я не понимаю, — закричала она, хватая его за плечи, — как ты можешь над этим смеяться?

— Разве ты до сих пор не поняла, мой ангел, что всегда можно либо плакать, либо смеяться? — он вытер ее мокрое лицо, — я просто думал, что сегодня ты уже наплакалась вволю, — и он снова овладел ею, повернувшись на спину, и легко поднимая ее на себя.

Она удивилась, и заколебавшись попробовала освободиться от него. Ему стало очевидно, что ее порочное прошлое было лишь мимолетным эпизодом, и он с наслаждением подумал, что ему еще многому предстоит ее научить.

— Николас! — испуганно взмолилась она. Сделав над собой усилие, он улыбнулся.

— Мне кажется, ты все выдумала. Ты действительно провела последние десять лет в монастыре. Будь храброй, моя девочка. Тебе еще это понравится, — его пальцы сжали ее бедра, поскольку она все пыталась вырваться. — Пожалуйста, — попросил он.

Он еще никогда не просил ни о чем ни одну женщину. И Жизлен отчего-то об этом догадалась. Она закрыла глаза, и руки ее сильнее вцепились в его плечи, но она больше не пыталась освободиться от него.

Жизлен была прилежной ученицей, и преодолев застенчивость, она, обливаясь потом и содрогаясь от страсти, училась получать и доставлять удовольствие. И на этот раз их блаженные стоны, слившись, разнеслись над тихой водой канала.

Она застыла возле него — маленький комок удовлетворенной женской плоти, и он обнял ее, чувствуя, как на него накатывает сонная усталость. Рана у него на плече ныла, но он и не подумал обратить на нее внимание. Это была совсем небольшая расплата за то, чтобы получить Жизлен. Если бы понадобилось, он бы не задумываясь, позволил ей отрубить себе руку, лишь бы насладиться мгновениями, которые они только что пережили.

Она была до того маленькая, до того страстная, до того сильная, и ужасно беззащитная. Он никогда прежде не встречал подобных женщин. Он нуждался в ней, он, который никогда прежде не нуждался ни в одной живой душе. Он не допустит, чтобы кто-то снова причинил ей зло. Он сам заставил ее страдать, и искупит вину, оградив ее от тех, кому захочется снова причинить ей боль.

Он немного подождал и убедился, что она спит так глубоко, что ее не может ничего разбудить. Он тоже хотел спать, хотел зарыться в нее и вдыхать ее аромат.

Но ему предстояло дело поважнее, и его нельзя было отложить. Венеция ничем не отличалась от тех городов, куда съезжались люди со всего света. Игорные дома были открыты здесь до утра, а игра длилась порой до завтрака. Он останавливался трижды, прежде чем нашел, наконец, графа Рэксома, глубоко погруженного в игру в фараона в одном из лучших заведений.

Граф, вероятно, почувствовал, что над ним нависла чья-то высокая фигура. Он поднял глаза, и Николас увидел, что он не пьян. Это не имело значения, — пьяному или трезвому ему предстояло умереть. Независимо от того, каковы будут условия его светлости, дуэль с Николасом Блэкторном могла иметь только один финал. Он просто доставит больше удовольствия обществу, если окажется трезвым.

— Вы, Блэкторн? — спросил граф, поднимая голову, — и в глазах его мелькнула злоба, — я надеялся, что еще увижу вас. Меня интересует ваша маленькая подружка. У нас с ней незаконченное дельце, понимаете? Что если мы сыграем на нее? В пикет? Можем играть хоть ночь, хоть неделю. Победитель забирает все.

— Я намерен убить вас, Рэксом, — произнес Николас мягким, вежливым тоном.

— Не дурите, старина. Люди не убивают друг друга из-за девки. Я почувствовал, что вы недовольны, когда узнал девчонку, но у меня всегда была отличная память. Пошли приятель, выпьем вместе… — он протянул Николасу хрустальный стакан, но взгляд его стал беспокойным.

Николас взял стакан своей сильной белой рукой.

— Вы совершенно правы, благородные люди не дерутся из-за шлюх, но поскольку дама, о которой идет речь, моя невеста, то я думаю, вы согласитесь, что здесь иной случай.

Рэксом был искренне изумлен.

— Неужели, старина, я, вероятно, ошибся. Примите мои извинения…

— Это недостаточно, — сказал Николас, и выплеснул содержимое стакана ему в лицо.

В комнате стало тихо. Рэксом вытащил из рукава обшитый кружевом носовой платок и вытер лицо. Он побледнел, и не случайно. Он не мог извиниться еще раз, тем более после оскорбления, свидетелями которого оказались все присутствующие. Посмотрев на Николаса, он понял, что умрет.

— Я принимаю ваш вызов, — произнес он, и голос его едва слышно дрогнул.

Николас рассчитывал быстро и безжалостно с ним разделаться и вернуться в объятия Жизлен до того, как она поймет, что его нет рядом. Он сделал все что мог, чтобы утомить ее, а ее собственное волнение добавилось к этому, поэтому он был почти уверен, что она проспит долго. Он потерял счет своим дуэлям, иногда он дрался из-за сущих пустяков, ему мог не понравиться чей-то камзол или голос. «Причина, по которой он убил Джейсона Харгроува, была сродни этим. Никто из тех, с кем он дрался, ни один из тех, кого он убил, не заслуживали этого в отличие от милорда Рэксома.

Но в этом-то и было все дело. Ненависть ослепляла его. Гнев сделал слабым. Ярость переполняла его. В Венеции относились к подобным историям легко. Если два английских джентльмена желают решить вопрос чести здесь и сейчас, столы убирают с дороги, выбирают секундантов и приступают к делу.