Татьяна Устинова - Хроника гнусных времен

— Тогда откуда ты все знаешь?

Кирилла это позабавило:.

— Ничего такого я не знаю. Просто я внимательно смотрю и слушаю. Ювелир не стал бы звонить после восьми часов вечера, да еще за город. Он позвонил бы в двенадцать дня в ее питерскую квартиру.

— Элементарно, Ватсон, — пробормотал Сергей, и Кирилл улыбнулся. — Ты прикрутишь шланг?

— Прикручу. И есть очень хочется. Заехать в ресторан мы не могли. Нас, видите ли, ждали к ужину мама с папой.

— А что, твои родители никогда не ждут тебя к ужину?

— Нет, — сказал Кирилл, — не ждут. Примерно с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать лет, я ужинаю один.

Вдвоем они кое-как прикрутили шланг и получили от Нины Павловны нагоняй за то, что развели на дорожке грязь и «теперь все потащат ее в дом, а убирать у нее нет никаких сил».

Дмитрий Павлович руководил приготовлением кур, вернее, не столько приготовлением, сколько грилем, в котором куры должны были жариться, и в пылу сражения позабыл на огне пустой чайник. Все долго принюхивались к странной металлической вони и сообщали друг другу, что «раньше так никогда не пахло». Дмитрий Павлович заглядывал в плиту, сердился и доказывал, что, наоборот, так пахло всегда, просто на этот раз аромат более насыщенный.

В конце концов Юлия Витальевна обнаружила на плите источник более насыщенного аромата, но спасти его было уже нельзя, он прогорел до дыр. Тетя Александра заголосила про астму, удушье и про то, что все желают ее смерти. Настя стала снимать с конфорки раскаленную решетку и сильно обожгла палец. Муся попрощалась и уехала. Света качалась в гамаке и время от времени говорила оттуда, что все ей надоели. Кирилл утащил из буфета огромный ломоть черного хлеба, а из кошелки на террасе два пупырчатых огурца и ел их на лавочке за жасмином. Нина Павловна нашла его и приказала ставить самовар, а Юлия Витальевна, услышавшая разговор, сказала, что ставить самовар еще рано, а нужно всем сесть и наконец поесть. Кирилл, прожевав огурец с хлебом, ответил, что поесть он давно мечтает, и обе дамы заспорили, из-за чего же ужин так задержался.

Когда наконец уселись на террасе и наступили тишина, благолепие и сытость, Кириллу показалось, что он ждал этого момента всю свою жизнь.

Задержавшийся ужин был вкусным, и никто не ссорился, а все мирно разговаривали, и даже Света не говорила гадостей Соне, а Владик не пихал в бок свою мамашу. Чай пили до двенадцатого часа и потом еще долго сидели просто так, слушая близкий Финский залив и стрекотание полуночных цикад в траве. Потом Сергей ушел проверить, закрыты ли поливальные краны, а Кирилл мирно курил на крылечке, где его заметила Нина Павловна и сказала, что у них принято равноправие, и если женщины должны после еды еще разобрать и вымыть посуду, то мужчины вполне могут им помочь, а не мечтать, глядя в звездное небо. Кирилл согласился с тем, что это справедливо, и Нина Павловна вручила ему самовар, который следовало ополоснуть и поставить на садовое крылечко.

Он подволок самовар под толстую струю высокого уличного крана, вытряхнул остатки углей и обошел дом, держа самовар за одну ручку. Было совсем темно, и голоса почти не доносились на эту сторону сада. Кирилл пристроил свою ношу на крыльцо и посмотрел на чернильное пятно соседнего дома. Дом был темным и зловещим и казался необитаемым, как декорация к фильму ужасов.

Кто там может прятаться? Зачем?

Он достал сигарету и щелкнул зажигалкой. Теплое пламя осветило руки, сделав окружающую тьму еще более плотной.

— Нет, — сказал кто-то совсем близко, Кирилл вздрогнул, пламя метнулось и погасло. — Я не знаю! И вообще, это ерунда какая-то!

Кирилл шагнул к крыльцу, в глухую темень, и оглянулся, всматриваясь в кусты. Говорил Сергей. Кирилл не видел его, но слышал очень хорошо.

— Оставь это мне. Я завтра же разберусь. Господи, какие глупости!

Его собеседник молчал, а подобраться поближе Кирилл не мог.

— Подожди! — сказал в темноте Сергей. — Да это не текст, а черт знает что.

Раздалось какое-то шевеление, послышался треск веток, и Сергей появился на дорожке в двух шагах от Кирилла. Лица было не видно, только майка отчетливо белела, как намазанная фосфором. Он постоял на дорожке и пошел к дому, обходя его с другой стороны. Кирилла он не заметил.

Черт побери, опять ночной разговор в саду, только на этот раз Кирилл почему-то по голове не получил.

С кем он разговаривал? О чем?

Кирилл еще постоял, прислушиваясь.

Никаких шагов, шорохов и скрипов. Ночной ветер тихонько шевелил листья. С какой стороны пришел гость? Из соседнего дома? Или из парка? Или с террасы, когда все разбрелись после ужина неизвестно куда?

Со своего места под крыльцом Кирилл дотянулся и подергал дверь в дом. Она была заперта. Значит, с садового крыльца никто не спускался.

Где этот человек? Ушел? Или из темноты наблюдает за Кириллом? Наверняка его рубаха так же фосфоресцирует в темноте, как Сергеева майка.

Наступив на клумбу, Кирилл выбрался на дорожку и обежал дом. На террасе горел свет, но никого не было, очевидно, все давно убрали со стола и разошлись. В кухне было темно. Кирилл заглянул на лестницу и приоткрыл дверь в пустую гостиную.

— Вы что-то ищете? — спросила Нина Павловна, появляясь в конце коридора.

— Сергея не видели? Я хотел попросить у него сигарету.

— Он давно спит, — проинформировала Нина Павловна, — а курить на ночь…

— Очень вредно, я знаю, — перебил Кирилл, — а Света или Владик? Тоже спят?

Нина Павловна пожала плечами. На локте у нее висело полотенце, она подхватила его и зачем-то протерла раму ближайшей картины.

— Света в ванной, а Владик, по-моему, собирается смотреть «Формулу-1». Он в библиотеке.

— «Формулу-1» по вторникам не показывают, — пробормотал Кирилл.

— Что?!

— Ничего.

— Вам больше ничего не нужно на улице? Я запираю дверь.

Кирилл смотрел, как проворные пальцы повернули ключ и задвинули старомодную щеколду.

— Кирилл, — позвала Настя с верхней лестничной площадки, — тебя забыли на улице?

— Нет, — откликнулся он, — я иду.

Тем не менее он медлил.

Нина Павловна скрылась за своей дверью, вода перестала отдаленно шуметь в ванной, из чего следовало, что Света закончила свои омовения и вот-вот покажется в коридоре, Дмитрий Павлович что-то громко сказал и засмеялся — и все стихло.

Никто не собирался ни входить, ни выходить из дома.

В коридоре было темно, только отсвечивал бок длинной вазы с сухими цветами, освещенный лунным светом из квадратного окна.

Кирилл еще постоял, неизвестно чего выжидая, пошел к лестнице, зацепился ногой и чуть не упал, с грохотом свалив что-то с вешалки.