Людмила Бояджиева - Портрет в сандаловой рамке

Она взяла конверт и, продолжая смотреть на фотографа с насмешливым вызовом, изорвала бумагу на мелкие куски и выкинула обрывки в корзину.

— Спасибо. Вы очень любезны. Заказ оплачен, — с гордо поднятой головой Анна направилась к выходу.

— Погодите, я верну вам деньги, — окликнул капризную клиентку фотограф. — Или… Или давайте сделаем вот как — я сфотографирую вас одну. Но в двух видах — на ту же сумму. Идет? Я немного психолог и понял, что мадмуазель не привыкла сниматься вдвоем. И, кроме того — я ведь неплохой мастер, а? — Он подошел к стене с выставкой парадных фото. — Как вам моя галерея?

— Впечатляет! О, какие важные люди! Бургомистр с супругой. Комендант Немецкого гарнизона. А господа офицеры в орденах — сплошное великолепие. Усы! Вот это усы! — Анна фыркнула. — Этот генерал артиллерист похож на моржа. Вы разве не заметили — вылитый морж!

— Я бы сказал — на Вильгельма Второго, — сдержанно уточнил Тисо. — А вы, оказывается, насмешница. И легкомысленная девчонка.

— Ну, уж не старуха, как эти ваши… клиентки, — Анна сморщила носик у портрета блондинки с кукольными ресницами.

— Прошу прощения за «девчонку», мадмуазель. И умоляю вас — скорее к камере, она жаждет запечатлеть это насмешливое лицо.

— Ваша камера жаждет запечатлеть навитые букли, шикарную чернобурку на плече, бриллианты и взгляд порочного ангела — Греты Гарбо. Мой дивный, но не такой изысканный образ, померкнет в соседстве с этими перезрелыми красавицами и вон тем грозным господином.

— Это начальник противовоздушной обороны оккупационных войск. Вам явно не нравится компания. А ведь среди моих клиентов весьма известные и уважаемые особы. Вот, например, — вполне интеллигентное и приятное лицо. Владелец пищебумажной фирмы Жако Буссен. Мой большой приятель.

Анна придирчиво разглядывала портрет солидного господина: — Буссен ничего. Только, похоже, пьяница. А вы — хвастун — развесили здесь дружков и приятелей.

— Да — приятелей! Зачастую у меня с высокопоставленными клиентами складываются добрые отношения. Не скрываю — я горжусь этим.

— Хотите честно? — Анна посмотрела на мэтра фотографии с вызовом. — Вы ужасно скучно фотографируете. Как будто думаете о том, что ваше фото будет помещено на кладбищенском памятнике.

— Видите ли, мадмуазель, желание клиентов для меня закон. Жанр парадного портрета всегда востребован, — строго отчитался Тисо. Но… — он неожиданно подмигнул. — У меня имеется собрание моих тайных увлечений, этакий пикантный альбомчик. Взгляните и убедитесь — в душе я вдохновенный художник, покоренный свободой чувств и молодостью. Он достал из ящика шкафа альбом и с улыбкой положил его перед Анной.

— Удачного дня, господин вдохновенный художник, — отшатнулась Анна. Живо представив, какие гнусности может таить это «пикантный альбомчик», она рванулась в двери. Тисо преградил ей путь, распахнув под самым носом альбом.

Анна была вынуждена взглянуть на снимки.

— Кто это? — прыснула она, разглядывая фото.

— Бурундук. У него черно-белый полосатый хвост, как шлагбаум, а выражение лица…

— Как у бургомистра! — она стала переворачивать листы, — Это же целая беличья семья!

Они сели за стол рядом, рассматривая снимки.

. — Как вам удалось застать белок врасплох?

— Секреты мастерства, милая леди. Я ведь заядлый охотник и знаю повадки зверьков.

— Ненавижу охотников. Не понимаю, как можно отнять у кого-то жизнь и радоваться.

— Клянусь вам, объектив моего аппарат не выстрелил еще не разу. Он лишь подсматривает и запечатлевает. Похоже, многим это процедура даже нравится. Смотрите — павлин позирует не хуже красотки на светском рауте.

— А медвежата барахтаются со щенками! Ворон с башенки смотрит на них с таким удивлением!

— Эти снимки сделаны в зоопарке. Вообще я предпочитаю дикую природу. А знаете что — я ведь ваш должник. Приглашаю составить мне компанию. В пятницу я отправляюсь на охоту. Помилуйте, что за испуганное лицо?! У вас, между прочим, испорченное воображение, мадмуазель. Заметили — все мои предложения вы воспринимаете в пику. В начале приняли за порнографа, потом за душегуба, а теперь — гнусного соблазнителя. Не надо так хмурится — возьмите с собой подругу, приятеля, маман в конце концов. Капитан Вернер, как я понял, вам не совсем по душе.

— Ненавижу, — прошептала Анна и поднялась. — Я буду у парка…

— В восемь утра не рано? Да, непременно наденьте боты и что-нибудь более существенное, — он кончиками пальцев коснулся ее легкого шарфика. — Букли и чернобурка пока не понадобятся.

— Они встретились у входа в парк, потом долго шли по тропинкам, невзначай касаясь друг друга рукавами и пугливо отшатываясь. Что за напасть для влюбленных — «краснеть удушливой волной»! Уверена — они «заболели» друг другом с первого взгляда. Анна частенько отворачивалась, скрывая вспыхнувший румянец. Лес ждал их, подготовив все уловки весенней ворожбы — клейкие листочки, россыпи подснежников на полянах, торопливую рябь прозрачных теней, снежно-медовый запах проснувшейся земли. Сладкая западня…

Мишель был одет по-охотничьи, в прилично потертую бурую замшевую куртку, длинные сапоги, только вместо ружья на его плече висел фотоаппарат. Анна постаралась одеться туристкой — шерстяной лыжный костюм бутылочного цвета, резиновые ботики и белый беретик, косо сидевший на ее гладких, подстриженных до мочек ушей, волосах. Но шифоновый шарфик, так подходящий к разным весенним нежностям, все же не был забыт. В погоне за интересным кадром, они забрались в чащу. Анна то копалась в траве, то пробиралась через бурелом, выискивая нечто забавное и трогательное — жучков, паучков, пробивающиеся сквозь прелую листву ростки, и даже пробовала снимать сама.

— Ой! Оно же совсем гнилое! — Анна покачнулась, стоя на толстом стволе поваленного дерева, ветка под ее ногами хрустнула, еще секунда — и ее ждало позорное падении в глинистую, смачно блестевшую проталину. Но рука Мишеля оказалась рядом.

— Держитесь, мадмуазель! — он изобразил стойку кавалера, приглашающего на танец. Прочно ухватившись за рукав, Анна посмотрела на него удивленно и немного испуганно.

— Что-то не так? У меня на носу паучок? — Мишель обмахнул ладонью лицо.

— В этом свитере вы другой.

— Хуже или лучше?

— Моложе. Вы ведь совсем не старый.

— Какое великодушие! Благодарю, мадмуазель. Я хорошо помню, что в двадцать, мне все тридцатилетние казались стариками. А Мишелю Тисо — мастеру фотодела — скоро стукнет сорок. Сорок! Никак не пойму как такое могло случиться со мной…