Татьяна Устинова - Миф об идеальном мужчине

Он стянул свою шикарную кашемировую водолазку – Танькин подарок – и надел любимый бесформенный свитер с дырками на локтях, старательно заштопанными мамой.

Он надеялся, что прошло хотя бы минут двадцать.

Оказалось – пять.

Он уложил на раскаленную сковородку мясо и снова набрал номер. Никто не отвечал.

Рассеянно посвистывая, он посолил и поперчил свой ужин, и тут заверещал телефон. От неожиданности Андрей обжегся, выругался и схватил трубку.

– Да!

– Андрей, – сказала ему бывшая жена с кроткой печалью в голосе, – видишь, как все получилось? Я же специально звонила тебе, чтобы ты занялся этим делом. А ты? Давай встретимся, Андрей. Я считаю, что тебе нужно серьезное и продолжительное лечение. Если ты не хочешь лечиться, тебе в ближайшее время придется оставить работу.

От ненависти у него потемнело в глазах. Он заставил себя крепко взяться за край плиты, чтобы не начать бить посуду.

– Жанна, – попросил он хриплым от ненависти голосом, – я прошу тебя… нет, я умоляю тебя – не звони мне больше. Или я за себя не отвечаю.

– Андрюша! – воскликнула бывшая жена со жгучим сочувствием в голосе. – Ты напрасно думаешь, что я не понимаю тебя. Я понимаю тебя лучше, чем кто бы то ни был. Я врач и знаю, как мучительно ты переживаешь то, что случилось. Но я-то всегда знала, что рано или поздно это должно было произойти. Рано или поздно существующий только в твоем воображении профессионализм должен был изменить тебе. Ты оказался перед лицом проблем, с которыми не можешь справиться. У тебя наконец-то открылись глаза. Ты понял, что впустую растрачиваешь жизнь, убеждая себя, что делаешь нечто важное и нужное.

Что было у него в башке, когда он решил, что эта женщина может быть его женой?! Почему он жил с ней, спал с ней, возил ее в Отрадное, выслушивал ее наукообразный обезьяний бред?!

Он занимает телефон, а между прочим, ему должна звонить Клава Ковалева. Может, она уже дома.

Почему-то всю его ярость как рукой сняло, и, не дослушав, он сказал в трубку ледяным тоном майора Ларионова:

– Вот что, дорогая моя бывшая жена Жанна. Как мы уже установили, я – элемент социально опасный. При этом я майор, работаю в уголовке и знаю всех и вся, начиная от руоповцев и кончая налоговиками. Если ты еще раз позвонишь мне, вот просто позвонишь, и все, я устрою вашей психотерапевтической конторе такую развеселую жизнь по линии пожарников, налоговой инспекции и санэпидстанции, что твоему любимому шефу мало не покажется. Кажется, он еще любил переночевать в моей квартире? Я обещаю это тебе совершенно серьезно. Профессионал я никакой, это мы тоже установили, зато я ловко могу испортить жизнь кому угодно. Это понятно?

– Да, – ответила жена нормальными человеческими словами. – Понятно.

По тому, что она не стала разражаться очередной речью, Андрей понял, что она наконец-то восприняла его слова всерьез.

– Значит, договорились, – подытожил он. – Прощай, дорогая.

Он вдвинул трубку в аппарат, пристроенный на стене, и пропел рассеянно:

– И за борт ее бросает в набежавшую волну… Потом он перевернул на сковородке мясо и еще раз набрал номер. Клавы дома не было.

Могло случиться всё, что угодно.

Она могла неожиданно собраться в кино. От ее аптеки до “Пушкинского” рукой подать. Она могла пойти в театр. Как-то раз она рассказывала Тане, что заведующая время от времени выводит ее в театр, когда муж этой самой заведующей устраивает забастовки. Она могла остаться на работе, если у них там какой-нибудь аврал. В МУРе авралы то и дело. А в аптеке бывают авралы?

Мясо было готово, но есть Андрею расхотелось.

Она могла лежать где-нибудь с порванным горлом, как Сергей Мерцалов.

Кашляя от подступающей рвоты, Клавдия выбралась из лужи и села на мокрый асфальт. Голова кружилась, в глазах плавала отвратительная зелень, от которой тошнило еще больше. И больно было ужасно. Больно было везде, кажется, даже в желудке.

С трудом ворочая шеей, она огляделась по сторонам.

Никого. Какие-то люди шли вдалеке, почти у самого входа в метро.

Что случилось? Кто на нее напал?

Скосив глаза, она посмотрела на свои ноги. Джинсы были порваны на коленях. Под фонарем голая кожа казалась синей, а сочившаяся кровь – черной.

Как же она теперь доберется до дома? В таком виде ехать в автобусе невозможно…

Боль пульсировала в голове и никак не утихала. От удара ее голова лопнула и разлетелась на куски, как упавший с грузовика арбуз.

Клавдия подняла руку и осторожно потрогала лопнувшую голову, как будто это была чья-то чужая голова.

И никакая финка не помогла…

Вот дура. Она была уверена, что сможет защититься.

Откуда же взялся человек, ударивший ее? Она никого не видела и ничего не слышала. Она даже ничего не почувствовала. Ее детдомовская интуиция сработала только в самый последний момент, когда было уже поздно. Поздно…

Зачем он на нее напал? Что ему было нужно?

Неожиданно Клавдия охнула и стала шарить руками вокруг себя.

Сумка. У нее опять отняли сумку. Она засмеялась бы, если бы не боялась, что ее вырвет.

Господи боже мой, все дело в ее сумке! Клавдия посмотрела в середину лужи, откуда только что выползла, но и в луже сумки не было.

В двух шагах от метро, на автобусной остановке у нее отняли сумку. Во второй раз за два дня.

Ключи и кошелек лежали в кармане. Она переложила их в карман еще вчера, после кражи номер один.

В сумке был все тот же набор драгоценностей – очки, ручки, бумажки, записная книжка. Ах да, еще паспорт, вспомнила она вяло. Она же сегодня ходила в налоговую и брала с собой паспорт. Шут с ним, с паспортом. Она не чеченский террорист, поэтому ей просто выдадут в милиции новый.

Господи, о чем она думает?!

Нужно как-то попасть домой.

Кряхтя, Клавдия поднялась и кое-как доковыляла на разбитых ногах до фонарного столба. Столб был мокрый и приятно охладил щеку, когда Клавдия к нему прижалась. Даже тошнота отступила.

Домой нельзя, шепнула ей ее хваленая интуиция. Ты же видишь – происходит что-то совсем непонятное. Тебе нельзя домой, ты не знаешь, что тебя может там ждать. И самое главное – кто.

Пока ты стоишь, прижавшись к столбу, кто-то внимательно и неустанно наблюдает за тобой из темноты. Он видит каждое твое движение, он слышит каждый твой вздох, он контролирует тебя, и ты даже не заметишь, когда он сделает прыжок и убьет тебя.

На этот раз – насмерть.

На счет “три”…

Но ей некуда было пойти, да и как идти, когда ее не держат ноги, и порваны джинсы, и с куртки течет, как будто она пролежала в луже по меньшей мере неделю?! И тот, который наблюдает за ней из темноты, осторожно и внимательно двинется следом и окажется там же, где она сама.