Татьяна Устинова - Миф об идеальном мужчине

“Следующая – “Речной вокзал”, – сказал смятый сиплыми динамиками голос.

“Осторожно, двери закрываются, следующая – “Речной вокзал”, – а она со сна не разобрала как следует.

Из тоннеля несло теплым пахучим ветром; волосы шевелились, лезли в глаза. Клавдия устала, и ей очень хотелось домой, тем более Ларионов обещал позвонить.

Вдруг он позвонит, а ее не будет дома? Что он тогда будет делать? Перезвонит или не станет?

И Таню унесло в Сергиев Посад, даже поговорить как следует не с кем.

Клавдия улыбалась, вспоминая, как он вошел в ее аптеку и чуть не сбил с ног старушку, и как посторонился, пропуская ее, и как потом подошел к прилавку и что именно говорил.

Такое вот необыкновенное явление природы – здоровенный молодой мужик в плотных джинсах и кожаной куртке, пришедший, чтобы поговорить с ней, с Клавдией Ковалевой.

Зеленая бумажная коробочка от аспирина, хрупкая и как будто ненастоящая в его грубых пальцах. Серые внимательные глаза, очень короткие волосы. Андрей Ларионов.

Андрей Ларионов, который сказал, что никак не может проводить ее сегодня, зато завтра сможет точно. Который сказал, что позвонит ей вечером, и был при этом так серьезен, как будто клялся в любви.

Господи, да за одно только это мгновение она может выносить любую слежку всю оставшуюся жизнь! Пусть бы только Андрей продолжал ею заниматься… Конечно, это не слишком честно, кажется, это называется использование обстоятельств, ну и ладно. Она просто немножко попользуется ими, ведь других таких обстоятельств может больше не быть никогда…

В конце концов она еще и на автобус опоздала. Она выскочила из пасти подземного перехода, когда “Икарус”-гармошка уже захлопнул двери и стал разворачиваться на пятачке, чтобы поехать в сторону Клавдиного дома. Клавдия бежала и махала, но он, конечно же, не остановился.

Клавдия еще некоторое время бежала за ним, как отставший белогвардеец за последним пароходом в Стамбул, а когда остановилась, то обнаружила, что совершенно одна на задворках базарной площади, освещенной мертвенно-синим светом единственного фонаря. Дневные продавцы давно ушли, народ, возвращающийся с работы, уже проехал, метро выплевывало людей вяло и небольшими порциями. Все они расходились в разные стороны и исчезали в чернильной темноте, куда не доставал свет фонарей.

Будь сегодня поосторожней, попросил Ларионов.

Вот тебе и поосторожнее…

Она быстро оглянулась по сторонам. Киоски кое-где были открыты, и падающий свет выхватывал из темноты мокрый заплеванный асфальт и дрожащие от ветра лужи.

Вроде никого и ничего подозрительного. Скорее всего ее соглядатай ждет у подъезда и удивляется, куда она пропала. И тоже хочет скорее домой. Его ведь, наверное, ждут с работы…

Когда она так думала, ей становилось не так страшно.

Кожаные ножны плотно охватывали щиколотку. Она вполне готова ко всяким неожиданностям, да и вряд ли ее будут убивать рядом с метро, где, конечно же, есть милицейский пост и бабульки-вахтерши…

Клавдия вернулась на остановку. Куртка тяжело и влажно висела на плечах и совсем не грела. Нужно новую купить.

Какой-то человек прошел довольно далеко от нее и остановился у киоска. Она проследила за ним взглядом.

Руки замерзли, и она засунула их в карманы.

Пришел пустой автобус и, неуклюже пятясь, стал разворачиваться, расплескивая лужи.

Может, вернуться в метро?

Что там делать? Там светло и люди, но сидеть в метро до утра невозможно. Метро закроют, а Клавдию выгонят.

Господи, почему ей так страшно?! Ничего же не происходит. Она много раз возвращалась с работы в это время, и никогда ей не было страшно. Правда, теперь она не может утешить себя тем, что никому не нужна и вряд ли кто-нибудь позарится на тощую, бедно одетую оглоблю, которая мерзнет на остановке.

Кому-то она нужна. Кому-то, кто уже давно наблюдает за ней. Может быть, наблюдает и сейчас.

Человек, у которого сегодня было вполне определенное задание, смотрел на нее из темноты. Она стояла очень близко и как-то странно жалась. Мерзла, наверное. Он решил изменить весь план своего не слишком сложного предприятия, когда увидел, что она не успела на автобус.

Пожалуй, лучше места не найти и ждать ничего не надо.

Он быстро посмотрел по сторонам.

Никого. Никто ему не помешает.

Он опустил руку в карман, нащупывая то, что там лежало, сделал шаг вперед и оказался у нее за спиной.

Клавдия почувствовала, как шевельнулись волосы на затылке, но оглянуться уже не успела. Ее сильно ударило сзади, головой вперед она полетела на асфальт и, кажется, что-то еще раз ударило ее под коленки. Со всего размаха она упала лицом вниз – в черную грязную воду.

Андрей открыл дверь своей квартиры и неизвестно зачем сказал громко: – Я дома!

Он всегда так говорил, когда возвращался с работы.

Без него квартира как будто остывала, и ему хотелось сразу включить везде свет.

Если бы у него была собака, она бы уже выбежала навстречу, обезумев от счастья, и прыгала бы, и вскидывала лапы, и тыкалась мордой в его колени, и порывалась лизнуть.

Не хнычь, приказал себе Андрей, с кряхтеньем расшнуровывая ботинки. Какая еще собака!

Он прошел в кухню и остановился посередине, раздумывая. Потом снял трубку и набрал номер. Никто не отвечал, и он стряхнул на запястье застрявшие под водолазкой часы.

Девять.

И где же она может быть?

Он достал из внутреннего кармана куртки записную книжку и проверил номер. Набрал снова. Безнадежные сонливые гудки кололи ему ухо.

Да где она, черт бы ее взял?! У Таньки?

Он набрал Танькин номер, но там трубку снял довольно удрученный Павлов и сказал, что жена его, Андреева сестрица, сегодня ночует с шефом в Сергиевом Посаде.

– Что значит – ночует с шефом? – переспросил Андрей голосом майора Ларионова.

Да то и значит. У шефа там совещание, они ночуют в гостинице, потому что с утра совещаются опять. И если Ларионов думает, что ему, Павлову, все это очень нравится, то он может проваливать к черту.

– Ладно, не злись, – сказал Андрей своему зятю. – Всего одна ночь…

Павлов, не стесняясь в выражениях, послал Ларионова подальше и повесил трубку. Они очень хорошо относились друг к другу, понимали и уважали один другого, поэтому вполне могли позволить себе время от времени не обращать внимание на политес.

Андрей вытащил из холодильника кусок мяса и поставил на огонь сковородку. Есть хотелось ужасно. Он мечтал об этом куске мяса с самой Кольцевой и представлял себе, как вкусно сразу запахнет, едва только он уложит толстые розовые куски на огненную сковородку, как оно будет аппетитно шипеть и как он съест все без остатка в тишине и покое собственной квартиры, а потом ляжет, задерет ноги на валик дивана, покурит и наконец подумает.