Светлана Успенская - Посмертная маска любви

От новой перспективы, раскрывшейся передо мной во всем своем блеске, подозрительно защипало глаза. Я обложен, как волк, со всех сторон. За гибель близнецов будут мстить бандиты волгоградской группировки. То, что они меня вычислят, сомнений нет, у них и человек-невидимка не уйдет незамеченным, не то что я… С другой стороны, скоро на меня начнет охоту милиция.

Что же выгоднее? Сдаться властям или ждать, когда снимут шкуру братки из ОПГ? Если я приду с повинной в милицию, то меня сразу же сунут в тюрьму, а там для бандитов вздернуть за хвост убийцу их главарей не составит ни малейшего труда. Но если я останусь на свободе — меня просто пришьют без суда и следствия. Где же лучше умереть, в тюрьме или на свободе? Я занялся решением такого не совсем обыденного вопроса и нашел достойный ответ на него: буду помирать на свободе!

Кэтрин права — не туда я положил картофелину… Эх, не туда!

Глава 17

— Послушай, Ринат, надо что-то делать, — озабоченно сказал я, входя на чердак двухэтажного дома, недавно оборудованный Максютовым под стильную квартиру-мастерскую.

Мурлыкая бессвязную песенку, Ринат рассматривал какую-то темную полусгнившую доску со светлыми пятнами краски.

— А что такое? — Он мимолетно взглянул в мою сторону, что должно было означать повышенное внимание.

— Ты что, не понимаешь? — хмыкнул я, присаживаясь на низкую тахту и автоматически беря в руки кипу пожелтевших от времени и света рисунков, которые валялись на низком столике возле окна.

— Не-а. — Ринат лучился счастьем и довольствием. — Посмотри-ка сюда, Серый…

Он повернул ко мне черную доску, кое-где местами даже как будто подернутую паутиной и пылью.

— Твое новое гениальное произведение? — вежливо спросил я, стараясь быть любезным к хозяину, — ведь я собирался погостить у него несколько дней, а он еще даже не знал об этом.

— Ты что, Серый?! Ну ты даешь! Это же шестнадцатый век! Дионисий!

— Вот как? — вежливо удивился я. — А я думал, что ты принес эту доску для растопки камина… Но в общем, похоже, что эта картинка четыреста последних лет провела в земле. Но я как-то по простоте душевной думал, что Дионисий — это древнегреческий бог.

— То Дионис, темнота! — с негодованием произнес Ринат. — А Дионисий — древнерусский иконописец, классик, средневековый гений. Послабее, конечно, чем Рублев, но…

Я вернулся на тахту и занялся рисунками. Среди пейзажей, натуралистических зарисовок человеческих внутренностей и отдельных частей тела (утеха для каннибала) из беспорядочных мазков неожиданно выплыло смутное, далекое женское лицо, которое я уже постепенно стал забывать.

Мое сердце болезненно сжалось. Я тяжело вздохнул и вернул рисунки на столик. Не время заниматься будоражащими тоску воспоминаниями. Сейчас я должен быть собранным и решительным как никогда…

Ринат что-то говорил, любовно и трепетно поглаживая по краям черную доску, как величайшую драгоценность.

— …«Благовещение Божьей Матери», — донеслось до меня как будто с того света.

Что-то знакомое, слабо дернулся я, где-то я слышал такое словосочетание. Да какая разница где?..

Ринату рассказывать о своих «подвигах» и подозрениях я не стал — он просто не слушал меня, занятый своим Дионисием. Не больно-то и хотелось…

Оглядываясь, как неопытный воришка, вытащивший свой первый кошелек на рынке, я брел по улицам. Меня толкали в толпе, и я шарахался от людей, как прокаженный, иногда мне казалось, что из проезжавшей мимо на тихом газу машины кто-то целился из пистолета. При более тщательном рассмотрении дуло пистолета оказывалось ручкой от мужского зонтика, а целившийся им в меня бандит — примерным отцом семейства в автомобиле, доверху набитом орущими детьми.

Как я им завидовал, всем этим спокойным, уверенным в своем будущем людям, которые беззаботно жевали мороженое, читали газеты, не боясь наткнуться на очередное сообщение об убийстве в газетах! Они были уверены в своем завтра — чего я не мог сказать о себе. По крайней мере, у них была надежда избежать тюрьмы, а меня подобные оптимистические упования давно уже покинули.

Я шел к Кэтрин. Мы договорились отправиться с ней в квартиру Славы Гофмана и стереть мои отпечатки пальцев, которых там было более чем достаточно.

Засунув руки в карманы, я шел, стараясь держаться подальше от проезжей части. В правом кармане куртки мирно покоился охотничий нож, привезенный еще в студенческие годы с Севера. Оружие, конечно, не ахти какое, но шкуру какому-нибудь бандиту попортить можно запросто. Я подумывал о пистолете, который видел у Кэтрин. Может быть, она будет столь любезна, что одолжит его своему старому другу, попавшему в смертельную передрягу? Об этом нам предстояло еще поговорить.

Еще мне хотелось, чтобы она ответила, по какой такой счастливой случайности мне в руки попалось взрывное устройство, да еще и какой-то суперпередовой технологии, да еще и эквивалентное четыремстам граммам тротила — небольшой домик можно разнести, не то что машину.

— Я все тебе объясню, Сержи, — спокойно ответила мне Кэтрин, как будто она не чувствовала за собой абсолютно никакой вины — ну прямо ангел из пасхальной мистерии. — Может быть, мы встретимся завтра? — предложила она.

— Сегодня, — отрезал я. — Только сегодня. Иначе завтра ты будешь носить мне передачи в заведение со старинными культурными традициями, вроде «Матросской тишины»…

— Хорошо, Сержи, — устало согласилась она. — Я тебя понимаю. Пусть будет, как ты хочешь…

Какой-то шелест послышался мне в трубке — будто кто-то старательно прикрывал ее ладонью и что-то шептал в сторону.

— Кэтрин! — крикнул я.

Она немедленно отозвалась:

— Да, Сержи!

— Ты одна?

— Одна, — ответила она мне, выдержав микроскопическую паузу.

Такую паузу в спокойном состоянии я ни за что бы не заметил, но при том нервном расстройстве, которое постепенно перерастало в маниакально-депрессивный психоз, эта пауза привела к взрыву подкожного ужаса.

— Ты точно одна? — насторожился я.

— Да, — твердо ответила Кэтрин.

Я купил в переходе толстую газету, специализирующуюся на криминальной хронике, — почитаю в метро, пока буду пилить через весь город на Юго-Запад. Уткнуться в занимательное чтиво — все же лучше, чем коллекционировать случайные взгляды пассажиров и с мучительным бесплодием размышлять, удастся ли мне встретить рассвет завтрашнего дня на свободе.

Едва только я развернул шуршащие листы с обилием кровавых фотографий, как взгляд сразу же наткнулся на самое интересное: «Новые подробности взрыва около шикарнейшего ночного клуба!» О Господи! Мое преступление не оставляет меня ни на мгновение!