Татьяна Устинова - Большое зло и мелкие пакости

Сначала он обошел мастерскую по периметру, зачем-то приподнимая картины и заглядывая за них. Возле одной он задержался и долго смотрел, вытянув шею, как гусь. Потом усмехнулся и продолжил осмотр.

Все картины так или иначе напоминали “Кошку на радиаторе” и были Никоненко совершенно недоступны. Двигая подрамники на подставке, он пересмотрел их. Гипсовые руки и головы на полках мешали ему смотреть, заставляли то и дело оглядываться по сторонам и вновь повторять себе, что это просто рабочие материалы, а вовсе не куски человеческой плоти.

В следующем ряду были портреты. Очень странно, но лица на портретах были действительно похожи на лица. Как будто портреты и картины рисовали два совершенно разных художника.

Или как принято говорить? Писали?

— Ну что? — Каркающий прокуренный голос заставил капитана сильно вздрогнуть. — Посмотрели?

Инесса Шеффер стояла на пороге мастерской, кошка терлась о ее ноги, оставляя на брюках клочья серой шерсти. Папиросы не было. Скорее всего, брат запрещал ей заходить в мастерскую с папиросой. Сам он не курил, Никоненко голову мог дать на отсечение — в мастерской не было ни окурков, ни пепельниц, ни застарелой табачной вони.

— Он и портреты писал? — пропустив мимо ушей ее вопрос, поинтересовался Никоненко.

Инесса то ли засмеялась, то ли закашлялась.

— Ну конечно, он писал портреты! Вы разве не видите? Он получил известность именно благодаря портретам, хотя я умоляла его не размениваться на мелочи, не швырять талант на ветер, но разве он слушал меня!

Никоненко не очень понял, почему талантливый художник не может писать портретов и почему это называется “размениваться на мелочи”.

— Ну ладно. Посмотрели, и хватит. Хватит!

Не обращая на нее внимания, Никоненко продолжал передвигать портреты на подставке. Их оставалось всего два, когда он увидел это лицо.

Он ожидал чего-то подобного, но в голове внезапно похолодело так, что кожа натянулась, и волосы зашевелились на затылке.

— Кто это? — спросил он у Инессы, которая так и стояла на пороге.

Она пожала плечами:

— Откуда я знаю?! И вообще, что-то мне кажется, что вы не из комиссии по наследству.

— Вам правильно кажется, — он сунул ей под нос удостоверение, — я из уголовного розыска. Отвечайте быстро и внятно. Кто на портрете?

— Не знаю, — пробормотала растерявшаяся Инесса, — я не знаю. К нему приходило очень много людей. Я не следила. Он мне не разрешал. После того, как я выгнала его шлюху…

— От чего он умер?

— От инсульта.

Теперь она пятилась в коридор, казавшийся из светлой комнаты черной дырой, а капитан наступал на нее.

— Где он умер? Здесь?

— Да. Я пришла, а он лежит и уже не дышит.

— К нему кто-нибудь приходил в день смерти?

— Да, кажется. Но я не знаю, здесь отдельный выход, и я не знаю, кто к нему приходит, а кто уходит. Мы однажды сильно поссорились, и он мне сказал, что не потерпит моего шпионства, хотя я хотела только оградить его…

— Вам знакома фамилия Лазаренко?

— Димочка? — Желтые лошадиные зубы обнажились в улыбке. — Ну конечно! Это очень приятный молодой человек, подает большие надежды.

— Он бывал у вашего брата?

— Конечно, бывал. Арни считал его своим учеником. У Димочки совсем другая манера, но все-таки…

— Он был у вас в день смерти… Арни?

— Нет. Не знаю. Ко мне он не заходил, а кто приходил к Арни, я не знаю!

— Что он держал в сейфе?

Инесса допятилась до шкафа, торчащего почему-то прямо посреди коридора, и уперлась в него спиной. Дальше пятиться было некуда. Капитан надвигался на нее, как палач на приговоренного. Она даже зажмурилась со страху.

— Отвечайте мне. Что он держал в сейфе?

— В каком сейфе?

— За одной из картин в стене сейф. Что в нем?

Внезапно Инесса очнулась. К ней вернулся боевой задор, глаза сверкнули дьявольским блеском, и она вновь стала похожа на Фанни Каплан из того самого фильма.

— Откуда вы знаете, что там сейф?! — завизжала она, отклеиваясь от шкафа. Гребенка затряслась в седых волосах. — Вы что?! Залезли в него?! Копались в нем?!

— Он открыт, — сказал Никоненко спокойно. — Там пусто. Что в нем было?

Инесса стала хватать ртом воздух, и Никоненко решил, что у нее сию минуту непременно случится инсульт, как у ее гениального брата. Он взял ее холодную негнущуюся, как поручень в троллейбусе, руку и потащил за собой в мастерскую.

— Сядьте. Придите в себя и отвечайте, что было в сейфе. Деньги?

Он отпустил руку, которая гулко шлепнулась о кресельную обивку.

— Там… там…

— Что? Что там?

— Его невозможно открыть, ключи были только у Арни… он никому… даже мне… а я…

— Да, да, — сказал Никоненко нетерпеливо, — я уже слышал. Вы посвятили ему жизнь и выгнали шлюху, на которой он женился. Что было в сейфе?

— Драгоценности, — свистящим шепотом выдохнула Инесса и стала заваливаться в кресле на бок. — Он любил драгоценности… Покупал… Антикварные магазины… Фаберже… В сейфе… Он никому… Даже мне…

— После его смерти в сейф кто-нибудь заглядывал?

— Нет! Никто не знал, что там сейф! Это Арни придумал. Никто не мог догадаться!

— Ну, я же догадался, — сказал Никоненко. — Вы заглядывали в сейф?

— У меня даже нет ключей! — очевидно, собравшись с силами, снова завизжала она так, что у капитана зазвенело внутри головы. — Арни никому не давал ключи! Чтобы взломать этот сейф, пришлось бы выбить всю стену, бетон, железо, железобетон! — Все-таки она еще плохо соображала. — Он говорил, что ни один банк не обеспечит ему такой безопасности!

— Тем не менее драгоценностей нет, и ваш Арни умер, — сказал Никоненко насмешливо. — Вот вам и железобетон. У кого опись драгоценностей?

— У нотариуса. Сейф нельзя открыть. Он все завещал этой стерве и ее ублюдку, а я бы ни за что не отдала! Ни за что! Я опротестую завещание, и ей придется все вернуть! Все, все вернуть мне! Это она украла, она, я знаю!

Гребенка выскочила и покатилась по полу, седые космы повисли по обеим сторонам желтых, как сушеный абрикос, щек. Она запустила руки в волосы и с силой дернула себя, как будто намеревалась выдрать клок побольше.

— Жена вашего брата приходила к вам после того, как он умер?

— Что?! — взвизгнула Инесса. — Да она не смеет даже мимо этого дома ходить, потому что я ей сразу в рожу вцеплюсь! И она это знает! Она сука, ничтожество, дрянь! Он все оставил ей!.. Это она, она украла!

— Как она могла что-то украсть, если даже в квартиру никогда не входила?

Инесса перестала рвать на себе волосы и уставилась на Никоненко. Глаза у нее были совершенно безумные.

— Это она тебя подослала! Она?! Признавайся! Это ты украл моего Фаберже?!