Галина Зарудная - Яд иллюзий

 – Я знаю его лучше. Вижу, как он в лице меняется, стоит о тебе обмолвиться. Да и вчерашний эпизод, уж ты мне поверь, заставил его прилично понервничать. Наверное, спит и видит тебя в каждом сне. Как, наверное, любой другой мужчина, который с тобой знаком, – тихо прибавил Леша.

 – Кроме Кирилла Чадаева, – я горько усмехнулась. – Он, видимо, видит меня во сне мертвой.

 – Ты, кстати говоря, видела у него какое-нибудь оружие? – Его лоб снова напрягся.

 – Только пистолет.

 – О, Господи! – Вскричал Леша. – Это уже просто организованная преступность какая-то!

 – Сказал, что пистолет нужен ему для самообороны.

 – Ну конечно! А ты ? Ты умеешь пользоваться оружием?

 – Когда-то умела. В детстве я занималась стрельбой, даже выиграла один турнир. – Заметив изумление на лице капитана, я быстро поправилась. – Только это было очень давно, и в последнее время я испытываю к оружию отвращение. Это вещь отбирает жизни.

 – Понимаю. Я так и подумал. Потому что хотел добавить к мобильному пистолет.

 – О нет! – Я испуганно встрепенулась. – Спасибо, что этого не сделал! Слишком все серьезно. Надеюсь, ты носишь бронежилет?

 – Только сегодня одел, – признался Леша, поправляя рубашку. – Страшно неудобная штуковина. Боюсь, как бы она не доконала меня раньше, чем кто-то пристрелит…

 Заметив, что я становлюсь все более отстраненной с каждой минутой, все глубже уходя в свои мысли, капитан воспринял это по-своему.

 – Я, наверное, пойду на улицу.

 – Нет, погоди. – Спохватилась я. – Знаешь, я тут вспомнила кое-что. Кирилл рассказывал, что незадолго до смерти у Миры объявился отец. Я решила, что, возможно, он причастен к ее убийству, потому что, по ее же словам, это какой-то весьма солидный человек и…

 – Пока ты лучше забудь об этом, хорошо? – Прервал меня Леша со свойственной ему рассудительностью. – Не думаю, что эта информация правдива.

 Мой взгляд снова сделался туманным.

 – Вспомнила еще что-то?

 – Я несколько раз замечала, что за мною следят. – Призналась я, наконец. – То кто-то шел за мной по пятам, то я просто нутром ощущала преследователя. И довольно часто среди ночи, выходя на балкон, я ощущала чье-то присутствие внизу: либо под балконом, либо на углу дама. И часто до меня долетал дым его сигарет. Я еще удивлялась, что кому-то не спиться. А теперь начинаю думать…

 – Пошли, – вдруг приказал Борщев, не давая договорить, быстро хватая меня за руку. – Быстрее, пойдем со мной!

 Он потащил меня на улицу, двигаясь так быстро, что мне пришлось бежать, чтобы поспевать за его ритмичными шагами. Остановились мы только на углу моего дома, практически под моим балконом.

 – Ты часто выходишь на балкон, – вдруг спросил Леша, и лицо его от волнения начало покрываться бурыми пятнами.

 – Всегда. Особенно ночью.

 – О, Господи! Почему я сразу об этом не подумал, – вспылил капитан. – У тебя же угловая квартира! Это ж просто удобнее не придумаешь!  Стань сюда, – Леша направил меня на самый угол дома. – Посмотри наверх, что ты видишь?

 Я увидела свой балкон… просто как на ладони!

 – Теперь поняла? Господи, я караулю у подъезда, а в это время… Он может преспокойно пристрелить тебя просто на твоем же  собственном балконе! Ты видела его здесь хоть раз?

 – Нет. Слышала иногда шорохи, просто понимала, что здесь кто-то есть, вот и все.

 Алексей приник к стене, стараясь отгадать поведение преступника.

 – Ну естественно, – бормотал капитан, – в случае чего, можно спокойно спрятаться за угол. Ты все видишь, а сам при этом остаешься в тени… Значит так! На балкон не высовываться. Ясно?

 Мы вернулись в квартиру. Леша выглянул несколько раз из балкона.

 – Сукин сын, – не прекращал он возмущаться.

 Затем все же взял себя в руки. Пожелал мне спокойной ночи, дождался, пока я закроюсь на все замки и отправился сторожить подъезд.

 Однако все мои попытки уснуть сводились к нулю.

 Найдя остатки коньяка в холодильнике, я нетерпеливо плеснула его в стакан, и только собралась отпить глоток, как вдруг  поняла, что этот аромат тревожит слишком стойкие воспоминания…

 Я, Кирилл, его раскосые синие глаза, настолько проникновенные, что, кажется, видят насквозь всю душу. Шипящие поленья в камине. Чувство долгожданного умиротворения. И такие золотые слова…

 Я неистово сжала стакан в руке, так сильно, что он едва не треснул. Холод снова пронзил сердце, как лезвие безжалостного ножа.

 Как же я могла так просто поддаться!

 Почему, ну почему не смогла увидеть, что человек всего лишь играет очередную роль! Ведь тысячи раз, затаив дыхание, следила за игрой актеров! И где находилось в тот злосчастный момент мое треклятое внутреннее чутье?

 Зато сама…

 Как прав был Егор – я открытая книга!

 И вот плачу за это свою горькую цену…

 Закусив губу до крови, я с ненавистью вгляделась в темное дно стакана, но помешкав лишь долю секунды, быстро проглотила его содержимое.

 Но меж тем стоило хоть ненадолго прикрыть глаза, как на меня снова и снова со страшным ревем несся мотоцикл Кирилла.

 А потом я видела его мистически-красивое волевое лицо в бликах жаркого костра и неповторимые, чувственные губы, неожиданно ставшие жесткими, когда он спросил, чтобы я сделала с человеком, который убил Егора…

 Зачем он это спросил?

 Зачем потом умолял меня не сдаваться…

 Матерь Божья!

 Это было всего лишь частью хорошо продуманного сценария?

 Как безгранично, бесчеловечно, безбожно жестоко!

 Нет уж, лучше бы ты сразу тогда убил меня, Кирилл, чем так поступить!

 Ты говорил, что я – твое спасение, а сам при этом понемногу становился спасением для меня! Достал мое раненное сердце со дна мертвого моря, вдохнул в него жизнь, согрел и приласкал… И все для того, чтобы разорвать его в клочья!

 Да разве ты достоин после этого называться человеком?

 Тебе мало было просто убить меня там, возле озера, хоть возможностей ты имел предостаточно. Задушить, утопить, застрелить! Но нет! Тебе сперва нужно было поиграть моим сердцем!

 Как ты поиграл с сердцем несчастной Алисы Боднер.

 И, возможно, с сердцем Мирославы Липки тоже…

 Я вдруг поняла, что от переполняемой меня ярости перестаю владеть собою, не могу дышать. Что гнев настолько велик, что я не могла совладать даже с собственным телом, которое стало дрожать так сильно, будто билось в ознобе. Что более ни о чем не могу думать, кроме того, какой мерзкой тварью оказался Кирилл Чадаев.

 – Ты спрашивал, чего я хочу, – Прошипела я с рвущейся, как дикий огонь ненавистью. – Спрашивал, хочу ли я умереть? Ты держал пистолет у моего лица и спрашивал, хочу ли я умереть? Так я скажу тебе.  Скажу тебе об этом! Скажу прямо сейчас! Да, Кирилл Чадаев, я хочу, хочу увидеть твое лицо, когда ты будешь нажимать на курок, хочу!!! Так сделай же это.  Сделай!  И будь проклят!