Нора Робертс - Северное сияние

Он взял второй альбом. Сменялись времена года. Один год шел за другим. Лицо Чарлин делалось жестче, суше, глаза все реже светились радостью.

Снимков становилось все меньше, по большей части теперь они были связаны с какими-то праздниками, чьими-то днями рождения, торжествами. Вот совсем юная Мег с жадностью бросается к подаренному ей щенку с красным бантом на шее. А вот они с отцом сидят под пушистой рождественской елкой. Мег у реки, держит в руках рыбу, почти не уступающую ей по размерам.

На одной фотографии Патрик и Джекоб стояли, обнявшись за плечи. Снимок был смазан и плохо отцентрован — наверное, снимала Мег, решил Нейт.

Он открыл коробку и стал разглядывать остальные фотографии. Среди них было несколько групповых снимков, сделанных явно в один день.

Лето, вместо снега — трава. Неужели здесь бывает столько зелени, удивился он. Так тепло и солнечно? Горы виднелись где-то вдали: белые пики сверкают на солнце, те, что пониже, уже свободны от снега и кое-где даже подернулись зеленью.

«Похоже на торжество в саду, — решил он. — Или пикник». Легкие столы, скамейки, складные стулья, две жаровни. Блюда с едой, бочонки пива.

Он отыскал Гэллоуэя. Снова без бороды, волосы покороче, но все равно достают до плеч. Крепкий, подтянутый, красивый. «У Мег отцовские глаза, — подумал Нейт. — Его скулы, его рот».

А вот и Чарлин, в облегающей блузке, подчеркивающей грудь, и шортах, открывающих стройные ноги. Даже на фотографии было видно, что она тщательно накрашена. Куда подевалась та свежая, милая девушка в голубых очках, что так беззаботно смеялась? Теперь это была женщина, красивая, сильная, искушенная.

А вот счастливая ли? В каждом кадре она смеялась или улыбалась, позируя фотографу. На одном снимке она провокационно разместилась на коленях у мужчины средних лет, а тот смущен и не верит своему счастью.

Он отыскал и Хопп рядом с долговязым седым мужчиной.

Нашел Эда Вулкотта, банкира и вице-мэра, — худее, чем сейчас, с усами и бородкой, он позировал перед камерой с тем самым седовласым мужчиной, которого Нейт опознал как покойного мужа Хопп.

Одного за другим он узнавал и знакомых теперь людей. Бинг, такой же угрюмый и дюжий, как теперь, но фунтов на пятнадцать легче. Роза. Точно, это она, такая же свежая и юная, как цветок, чьим именем она названа, держит за руку хорошенького мальчика — Питера.

Макс. Волосы еще густые, и живота нет. Сидит рядом с Гэллоуэем, и оба вгрызаются в огромные ломти арбуза.

Деб, Гарри и — черт! Да это же Пич, только на пятьдесят фунтов стройнее. Все трое держатся за руки и, оттопырив задницы, хохочут.в камеру.

Он решил перебрать фотографии еще раз, обращая особое внимание на Патрика Гэллоуэя. Тот фигурировал почти на каждом снимке. Ест, пьет, разговаривает, смеется, играет на гитаре, валяется на траве.

Снимки мужчин он отложил в сторону. Одних он не знал, другие уже тогда были слишком стары для гор, тем более для такого сложного восхождения. Третьи, наоборот, казались слишком юными.

И все же он мог быть среди них, компаньон и убийца. Неужели один из участников того летнего пикника, веселившийся вместе с Патриком Гэллоуэем и Максом Хоу-бейкером, потом убил обоих?

Вот опять Рождество, в кадре снова Пэт и Макс. Рядом с ними — то Джекоб, то Эд, то Бинг, то мистер Хопп.

Эд Вулкотт, по-прежнему с бородой и усами; дымящаяся бутылка шампанского; Гарри в гавайской рубахе, Макс в карнавальных бусах.

Он еще целый час перебирал фотографии, потом убрал все на место.

Надо будет найти способ признаться Мег, что он у нее похозяйничал. Или сделать так, чтобы она сама показала ему свой архив и не догадалась, что он его уже видел.

Решение он отложил на потом.

Теперь надо перед сном выпустить ненадолго собак, они уже извелись. А поскольку он тоже не находил себе места, то решил заодно прогуляться на снегоступах.

Нейт вышел с собаками. Они не разбежались, а потрусили вместе с ним к машине за снегоступами.

Основам его уже научил Питер, проявив задатки терпеливого учителя. Нейт двинулся вперед. Он то и дело падал — то на спину, то лицом в снег — и терял снегоступы, но прогресс был.

После очередного падения он стоически нацепил снегоступы и сделал еще несколько шагов.

— Как корова на льду, да? — пожаловался он собакам. — Никому не рассказывайте.

Лайки, как назло, рванули к лесу. Нейт едва успел сунуть в карман фонарик. Пробежка ожидалась нешуточная. Зато депрессии как не бывало. А если повезет, то от усталости и кошмары сниться не будут.

Путь им освещали звезды и свет из окон дома. Он двигался медленно и не очень ловко. Но осилил прогулку, чему был несказанно рад, хотя и запыхался.

— Кажется, форма восстанавливается. Понемногу. Хотя… все еще разговариваю сам с собой. Но это ничего не значит.

Он поднял голову и стал смотреть на северное сияние, щедро рассыпавшее свои волшебные лучи по ночному небу. Полюбуйтесь: коренной балтиморец Игнейшус Бэрк бегает на снегоступах по Аляске под северным сиянием.

И получает от этого большое удовольствие.

Собаки звали его за собой, временами срываясь на лай.

— Я уже тут, ребята. Он достал фонарик.

— Мег сказала, для медведя рано, — напомнил он себе. — Если только бессонница из берлоги не выгнала.

Для большей уверенности он похлопал себя по боку и нащупал под паркой табельный пистолет.

Передохнув, двинулся дальше, стараясь шагать ровно и не спотыкаться. Собаки вернулись и принялись плясать вокруг него. Нейт готов был поклясться, что они усмехаются.

— Продолжайте издеваться, и никакого собачьего печенья вам не видать. Идите-ка, занимайтесь своим собачьим делом. А мне надо подумать.

Держа в поле зрения с левой стороны огни жилища, он последовал за лайками. Пахло хвоей (он уже научился распознавать местную ель — тсугу) и снегом.

Несколько миль на запад — и лес кончится, так ему говорили. Только снежная пустыня и лед. И никаких дорог.

Но здесь, где так пряно пахло лесом, это трудно было даже представить. И невозможно представить, что как раз сейчас где-то там находится Мег. Мег, у которой в шкафу висит сексуальное красное платье и которая, когда хандрит, печет хлеб.

Смотрит ли она сейчас на северное сияние? Думает ли о нем?

Нагнув голову и освещая себе путь фонарем, он размеренно зашагал, размышляя о фотографиях с того давнего пикника.

Сколько прошло времени от того солнечного дня до гибели Пэта Гэллоуэя? Шесть месяцев? Семь?

А фотографии с елочной гирляндой? Его последнее Рождество?

Неужели кто-то из тех, кто так весело позировал перед камерой, уже тогда планировал свое злодеяние?

Или это было спонтанное убийство, аффект, минутное помешательство?