Легенда о яблоке. Часть 1 - Ана Ховская
Ланц отчаянно опустил плечи и тяжело вздохнул:
– Что тебе от меня нужно?– бесстрастно проговорила Хелен.
– Милая, только выслушай меня, больше ничего…
– У тебя десять минут, пока девочки сами не спустились,– отрезала она.
– Да, да, да,– суетливо заерзал Дьюго.
Он нервно поправил складки на юбке супруги, затем почесал подбородок и с трудом дрожащим и сбивающимся голосом выговорил:
– Я знаю, что ты почувствовала мою… мое… то есть что я натворил…
Он попытался положить голову на колени Хелен, но та резко отдернула ноги и с каменным лицом, чуть бледным и серым от оскорбления и растущего негодования, продолжала сидеть на месте, но жаждала сорваться и убежать.
– Прости меня,– слезно замолил Ланц, осознав всю подлость и горечь своего поступка.
Он искренне расплакался и, боясь коснуться жены, чтобы не прогнать ее, мялся перед ней на коленях и клятвенно заверял:
– Я виноват, виноват, как никогда. Я всегда делал тебе больно, но я не желал этого… не желал. А она, та торговка, всего лишь миг, в который я себя не контролировал. Я даже не знаю, как ее зовут. Это было один раз, и после этого я даже ничего не помню… Прости меня, Хелен. Я идиот, я не заслуживаю тебя, но я так люблю тебя… Люблю только тебя… И боюсь потерять…
«Ложь, подлая, низкая ложь!– еле дыша от сдавливающих грудь слез, яростно подумала София и от бессилия сдержать рыдания, рвущиеся из груди, зажала рот ладонью, повернулась и помчалась вверх по лестнице в свою комнату.– Ложь, еще одна ложь! Неужели мама поверит и простит? Разве такое прощают?!»
Хелен горько сглотнула. В ее мыслях вертелось лишь одно: «Все ради детей, и ты, Ланц, ради детей. Я пойду на эту жертву, но только во имя детей».
– И что же нам теперь делать?– невозмутимо спросила Хелен, собирая всю свою волю в кулак.
– О-о,– забился Дьюго в предчувствии слабой надежды на примирение,– я обещаю тебе, милая, родная, золотая моя, что больше никогда не обижу тебя. Я не пил все то время, пока вас не было, и обещаю: больше не буду пить. Я все сделаю, что ни попросишь?
«Ты сам это произнес!»– печально торжествуя, подумала Хелен и тут впервые за все время разговора ровно посмотрела на Ланца.
– Да, я хочу, чтобы ты кое-что сделал. И ты это выполнишь без отступления, без единого слова, решительно и бесповоротно.
Ланц, готовый на любые жертвы, молча кивнул.
– Я прощу тебе это в первый и последний раз, но ты должен мне твердо пообещать, что отправишь наших дочерей получать достойное образование. А также оплатишь все их расходы. Более того, ты никогда и ни с кем не заговоришь, что выгнал дочерей из дома и никогда их не простишь. Еще ты лично попросишь Брайана навестить родной дом и больше не станешь чинить ему преград. Такая сделка тебя устраивает?
Дьюго согласился без раздумий. Хотя от глаз Хелен не укрылось, что этим требованием она надломила что-то внутри него. Но все это было пустой тревогой, главным было то, что о будущем дочерей мать позаботилась и почти вернула имя сына в семью.
***
На новый год Ланц уговорил Хелен и дочерей принять приглашение Маузеров – новых соседей – на праздничный ужин. Это был первый шаг Хелен навстречу мужу.
Семья Маузеров – Хизер, Хенрик и их семнадцатилетний сын Джек были истинными фермерами в третьем поколении. Их деды и прадеды умирали на земле. Их бабушки и тетки всю жизнь посвятили ведению хозяйства. Весь их быт, семейные традиции были пропитаны духом земледелия. Они поклонялись земле и ее дарам, не мыслили себя вне этого мира. И, как ни странно, тоже отличались консерватизмом и твердой убежденностью в том, что городская жизнь портит, развращает людей, делает их «сухарями» и рабами технического прогресса.
И первым, кто заметил и воспротивился духу этой семьи, – была София. Она даже не скрывала своего пренебрежения и выражения лица, на котором отражалась невероятная скука. Все пыталась отыскать повод для того, чтобы вернуться домой и не воображать себя милой и любезной гостьей, но безуспешно.
Невольное наблюдение Ланца за дочерями привело его в смутное беспокойство. С одной стороны, София, которая, как только вернулась из Хьюстона, вела себя очень отстраненно и все время витала в облаках. И, скорее всего, причиной безмерной окрылённости был дьявольский город. Он уже пробрался всеми щупальцами в юную душу и захватил власть над ее мыслями и чувствами. Так случалось со всеми детьми фермеров, которых родители отправляли в город для обучения. Дети покидали свой дом, и редко кто возвращался с желанием остаться и покориться земле. Такое положение дел ущемляло самолюбие Ланца. Но под пристальным наблюдением супруги он не смел даже заговаривать на эту тему с дочерью.
С другой стороны, тревога за благополучное знакомство Джека Маузера с одной из его дочерей не давала покоя. Определенно можно было сказать, что Джек почти сразу обратил свое внимание на Милинду и уделял ей особое место среди прочего: и в разговоре, и в ухаживании во время ужина. Но Милинда была слишком скромна и закрыта для того, чтобы Ланц понял, симпатизирует ли она Джеку.
Джек был высоким, белокурым, с голубыми глазами, таким же, как и его отец. Для Софии он был слишком смазлив, да и не заинтересован в ней. Но последнее нисколько не трогало Софию, поскольку она не собиралась связываться с фермером, даже таким успешным, как Джек. Он даже не привлекал ее как парень.
Заглядывая на дно чашки с чаем, София невольно вспомнила Криса, и ей тут же захотелось отправиться к нему. Но вечер скуки и безмерного раздражения закончился для нее только вместе с тем, как ее семья попрощалась с Маузерами и отправилась домой.
Это был самый отвратительный новый год в жизни стрекозы.
Эль-Пачито, апрель 1990 года
Раннее утреннее солнце играло яркими красками в каплях росы. Радужные блики, как бабочки, стремительно мерцали в воздухе над травой. Свежо и радостно пахла трава, и мокрые листья деревьев сбрасывали остатки влаги на землю.
София лежала в беседке и, опрокинув голову со скамьи вниз, наблюдала, как с раскинувшегося над беседкой
