Линда Ховард - Все краски ночи
Келвин вернулся с охапкой хвороста, завернутого в дождевик. Он свалил свою поклажу на сухой пятачок, затем достал саперную лопатку и быстро выкопал небольшую ямку перед входом в укрытие. Закончив, он сказал:
– Мне надо принести немного камней. – И с этим снова исчез.
Камни он нашел быстрее, чем сухой хворост. Он сделал несколько ходок и в итоге выложил камнями все дно ямки. Снизу положил ветки потолще, на них – сухие палочки потоньше.
– Этого хватит, чтобы развести костер. Потом я принесу еще дров, – сказал он и, взяв пачку с кукурузными чипсами, открыл ее и отправил пару чипсов в рот.
Отложив чипсы в сторону, он взял водонепроницаемый коробок со спичками и зажег одну, но вместо того, чтобы поджечь ветки, взял кукурузный чипс и осторожно поднес его к спичке.
К удивлению Кейт, чипс занялся пламенем, причем язычок пламени появился в углублении чипса, словно младенец в люльке.
– Черт меня дери, – пробормотала она.
– Высокое содержание растительного масла, – сказал Келвин и подбросил горящий полумесяц под крупные ветки.
Кейт наклонилась, восторженно наблюдая за тем, как от горящего чипса занялись ветки и дымок потянулся вверх.
– Сколько времени он будет гореть?
– Никогда не засекал. Достаточно долго. Не позволяй костру разгораться слишком сильно. Подбрасывай ветки только для того, чтобы он не погас, пока я не вернусь с дровами.
И Келвин опять ушел в ночь.
Огонь завораживал, и тепло, согревавшее лицо, было настоящим блаженством. Кейт смотрела на кукурузный чипс, пока он не исчез, ей хотелось поджечь еще один, но она поборола искушение и послушно делала то, что велел ей Келвин: поддерживала огонь, не давая ему разгораться слишком сильно.
Келвин притащил целую гору веток, потом снова пошел за дровами, и так несколько раз. Потом он сел над навесом и с помощью гибких тонких веток соорудил заслон от ветра. И все это за полчаса.
Потом он вздохнул и потер руками щеки, и Кейт поняла, как он устал.
– Отдохни, – сказала она, подвинувшись на матрасике, чтобы освободить больше места, и протянула Келвину пакет с мюслями и бутылку с водой. – У меня еще есть изюм и шоколадки.
– И то и другое, – сказал он. – Мы сегодня сожгли много калорий.
Они ели молча. Оба настолько устали, что просто не было сил разговаривать и жевать одновременно. Глотая изюм, Кейт буквально физически ощущала, как сахар из сушеных виноградин входит в кровь и сгорает, даря тепло. Маленькую картонную коробку из-под изюма она пододвинула к костру, чтобы подбросить ее в костер позже.
Келвин взглянул на ее кроссовки и пододвинул их и мокрые носки к костру. И тут он увидел ее штаны. На мгновение он замер, потом медленно протянул к ним руку и положил их возле кроссовок и носков, разложив так, чтобы мокрая часть оказалась поближе к огню. Келвин бросил на Кейт быстрый взгляд, очевидно, задаваясь вопросом, не голая ли она там, под одеялом.
Улыбнувшись, она чуть раздвинула края одеяла, демонстрируя ему шелковые панталоны. Плечи его немного расслабились, и он, усмехнувшись, сказал:
– Ты меня чуть до инфаркта не довела.
После еды им захотелось спать. Сняв ботинки, он опустил в один из них светящуюся трубку, отключив, таким образом, свет. Лишь крохотный зеленый огонек остался гореть в ботинке.
Костер давал куда более приятное освещение. Завернувшись в одеяло, Келвин лег между Кейт и входом в их укрытие. Кейт тоже легла на матрас и завернулась в одеяло.
– Сегодня нам тоже придется спать по очереди?
– Ни к чему, – сонно пробормотал он.
– Мы можем по очереди спать на матрасе.
– Мне и здесь отлично. Я столько раз спал на голой земле, что и припомнить трудно.
Она хотела было возразить, но веки ее отяжелели. Она лишь вздохнула и провалилась в сон.
Кейт проснулась, может, через час, может, через несколько часов. Проснулась от холода. Открыв глаза, она увидела, что Келвин подбрасывает хворост в костер, холод, очевидно, и его разбудил.
Ночью сильно похолодало. Она ощущала разницу в температуре воздуха, который пробирался сюда снаружи через построенный им плетень. Насколько бы им было холоднее, если бы Келвин не соорудил этот экран? Кейт свернулась в клубок и подтянула колени к подбородку, стараясь сохранить тепло.
– Замерзла? – спросил Келвин, и Кейт кивнула. Он подбросил в костер еще немного хвороста.
Кейт прищурилась, глядя на циферблат своих часов, но в этом неверном свете не смогла рассмотреть стрелки.
– Который час?
Должно быть, он уже успел взглянуть на часы, потому что ответил сразу:
– Полночь. – Они успели поспать часа два-три, не меньше.
– Снег все еще идет? – Она села, глотнула воды и снова быстро нырнула под одеяло.
– Да. Сугробы около трех-четырех дюймов толщиной.
Три-четыре дюйма снега под ногами – это не так уж много, но в их положении, что три дюйма, что тридцать – все едино. Они просто не были готовы к тому, чтобы идти по снегу: мало того что у них не было теплой одежды, лед под ногами делал самый легкий подъем непосильной задачей. И снег продолжал падать.
Келвин тоже лег, повернувшись к ней спиной – так же, как тогда в подвале, с той лишь разницей, что теперь они не прижимались друг к другу. Разумеется, матрас был такой ширины, что его едва хватало на одного, но были и другие возможности.
Кейт раздумывала над этими другими возможностями, спрашивая себя, готова ли она к такому шагу. Она посмотрела на его светлый вихрастый затылок, и ответ пришел сам собой – да. Да. Она с радостью просыпалась бы по утрам, глядя на эту вихрастую голову всю свою оставшуюся жизнь. Она хотела познать егр, познать ту тайну, что он собой представлял. В нем было интересно все: каждый аспект его непростой личности. Она хотела заниматься с ним любовью, хотела смеяться с ним, хотела разделить с ним жизнь. Ей еще предстояло выяснить, готов ли он связать свою жизнь со вдовой с двумя детьми, но она знала, что интересна ему по крайней мере как женщина.
– Келвин, – прошептала она и притронулась к его спине. И все. Он повернулся к ней лицом. Взгляд его был кристально чист, прозрачен и прям. Каждый мускул ее тела натянулся как струна. Все тело вибрировало от желания.
Он откинул свое одеяло и, присев на корточки, стащил с нее панталоны и нижнее белье, положив все, что снял, на снаряжение. Внезапная нагота заставила ее сердце биться в утроенном темпе, она сжала ноги, словно стремясь сохранить тепло и это драгоценное ощущение.
Ей хотелось расслабиться, но она не могла. Все тело свело от напряжения. Она приподняла бедра, ища его, но угол был не тот. Он толкнулся в нее, и она едва не вскрикнула от боли. Он высвободился из ее хватки ровно настолько, чтобы просунуть руку. Кейт отчаянно тянула его к себе.
– Господи, – сквозь стиснутые зубы прошептал он. – Кейт! Бог мой! Позволь мне…
Кейт словно со стороны слышала свое тяжелое дыхание. Она почти что всхлипывала. Ей было больно. Она была возбуждена, но внутренние мышцы свело от напряжения, почти перекрыв ему доступ. Ей хотелось плакать. Ей хотелось кричать. Ей хотелось сбросить его и избавиться от этого ощущения жара и растяжения, но в то же время хотелось, чтобы он толкал себя в нее, сильно, мощно, до тех пор, пока это ужасное напряжение не отступит и она не почувствует разрядку. Она впилась пальцами ему в спину и обнаружила, что мышцы у него напряжены не меньше.
Он тоже втягивал воздух судорожными глотками, и все тело его дрожало, как будто он противостоял какой-то непреодолимой силе. Она повернула голову и увидела, что он схватился за ветки под матрасом.
Он хрипло простонал и прижался лбом к ее лбу.
– Если я пошевельнусь, я кончу.
Если он не пошевельнется, она умрет.
Они оба, напряженные до предела, сжимали друг друга телами отчаянно пытаясь обрести контроль над яростным желанием охватившим обоих. Кейт застонала, всхлипнула, словно ее подхватил гигантский водоворот, и этот водоворот понес ее, увлекая по спирали к центру, все ближе к неизбежной катастрофе Она вскрикнула, и внутренние мышцы ее непроизвольно сжались вокруг него. В глазах померкло, мир исчез, и начался оргазм.
Келвин потерял над собой контроль и, нависнув над ней, стал раз за разом входить в нее с такой отчаянной силой, так глубоко, что она закричала вновь.
Медленно, очень медленно он в изнеможении опустился на нее.
И только тогда она вдруг ощутила, какой он тяжелый. Невероятно тяжелый для человека, который с виду кажется таким худым. От него шел жар, жар его тела противостоял холоду что пробирался в их убежище снаружи. Она продолжала лежать, вцепившись ему в спину, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы отпустить его и расслабить руки. Она скользнула ладонями по его спине, погладила его по обнаженным ягодицам.
Щеки ее были влажными. Она не знала, почему плачет. Она глотала воздух и старалась унять сердцебиение, но слезы почему-то продолжали течь по щекам. Он губами сушил ее слезы, он целовал ее в виски, покрывал поцелуями абрис скул и, в конце концов, накрыл губами ее рот.
