Линда Ховард - Все краски ночи

Линда Ховард

Все краски ночи

Глава 1

Постоялец из номера 3 гостиницы «Найтингейл», того самого номера, который, по мнению хозяйки гостиницы Кейт Найтингейл, был чисто мужским, задержался ненадолго на пороге столовой, после чего ретировался и исчез из виду. Те, кто в этот момент наслаждался завтраком, приготовленным Кейт, даже не заметили человека на пороге, а те, кто заметил, не стали придавать особого значения его поспешному уходу. Народ здесь, вТрейл-Стоп, штат Айдахо, привык не совать нос в чужие дела, и если кому-то из гостей пришлась не по нраву их компания за завтраком – что ж с того?

Сама хозяйка заметила постояльца лишь потому, что она несла из кухни поднос с нарезанной ветчиной, а дверь кухни располагалась как раз напротив открытой двери в столовую. Кейт напомнила себе, что надо подняться в третий номер сразу, как только появится время. Этот гость – Лейтон, кажется, Джеффри Лейтон, – просил принести завтрак в номер. И в просьбе принести завтрак в номер Кейт не видела ничего необычного.

Гостиница «Найтингейл» начала работать почти три года назад. Номера сдавались, честно говоря, не очень бойко, зато завтраки Кейт пользовались большой популярностью, так что бизнес процветал. Решение Кейт открыть свою столовую для всех желающих оказалось весьма удачным. Вместо одного большого стола для всех она поставила пять маленьких столов, накрытых на четверых, чтобы постояльцы могли поесть в относительном уединении. Народ в маленьком городке быстро выяснил, что в гостинице «Найтингейл» кормят очень вкусно, и, еще до того, как Кейт успела сообразить, как расширить свой бизнес, люди стали спрашивать, можно ли заехать в гостиницу попить кофе, а заодно и отведать ее пирожки с черникой.

Кейт хотелось угодить соседям, и, поскольку у нее всегда оставались лишние места за столиками, она согласилась. Потом, когда люди пытались заплатить ей, она не знала, сколько с них брать, потому что стоимость завтрака была включена в стоимость проживания. Как бы там ни было, ей пришлось распечатать меню с ценами и повесить это меню на крыльце перед боковым входом, через который предпочитали проходить в гостиницу местные жители. Примерно через месяц она умудрилась втиснуть в столовую еще один, шестой столик, таким образом увеличив вместимость до двадцати четырех человек. Иногда и этого не хватало, особенно когда в гостинице жили постояльцы. Нередко случалось так, что все места за столиками бывали заняты и люди пили кофе и ели пирожки стоя, прислонившись к стене.

Однако сегодня был День лепешки. Раз в неделю вместо пирожков Кейт пекла лепешки. Вначале местные жители, в большинстве фермеры с ранчо и лесорубы, смотрели на «чудные печенья» искоса, но очень скоро лепешки завоевали у них популярность и даже стали любимым блюдом. Кейт пробовала разные виды, но ванильные лепешки, или, как их правильнее называть, сконы, стали безусловным фаворитом, потому что с ванильными сконами отлично шел любой джем.

Кейт поставила тарелку с жареным беконом в центр стола, как раз между Конрадом Муном и его сыном. Однажды она уже допустила ошибку, поставив тарелку ближе к Конраду, и с тех самых пор отец и сын непрестанно отпускали шуточки по поводу того, кто из них нравится Кейт больше. Кейт, конечно, понимала, что Мун-младший просто забавляется. Но оставалось неприятное чувство, что в шуточках Конрада есть доля правды. Конрад искам себе, жену – третью по счету, и считал, что Кейт с успехом могла бы занять это место. Кейт так не считала, поэтому тщательно следила за тем, чтобы ненароком не внушить Конраду ложных надежд, даже если речь шла всего лишь о том, куда поставить тарелку.

– Хорошо выглядишь, – протянул Гордон, протягивая вилку к ломтику.

– Лучше, чем хорошо, – добавил Конрад, не желая допускать, чтобы последнее слово по части комплиментов осталось за Гордоном.

– Спасибо, – сказала Кейт и поспешно удалилась, лишив Конрада шанса сказать что-нибудь еще. Конрад был приятным мужчиной, но по возрасту годился Кейт в отцы, и она не стала бы рассматривать его как потенциального кандидата и мужья, даже если бы за всеми хлопотами хозяйки гостиницы у нее оставалось время на то, чтобы строить с кем-то отношения с дальним прицелом. Или хотя бы подумать над такой возможностью.

Проходя мимо автомата для приготовления кофе, Кейт отметила, сколько кофе накапало в каждый из четырех кофейников, и задержалась, чтобы загрузить очередную порцию зерен. В столовой все еще было много народу: сегодня никто не торопился уходить. Джошуа Крид, охотник-проводник, находился в столовой вместе с одним из своих клиентов. Вокруг Джошуа всегда собирались люди, просто для того, чтобы пообщаться с ним. Крид обладал мощной харизмой и был прирожденным лидером. Люди тянулись к нему, даже, не отдавая себе в этом отчета. Кейт слышала, что он служил в армии и лишь недавно ушел в отставку, В это легко было поверить – во всем его облике, от жесткого прищура глаз и квадратного подбородка до разлета плеч и командирской выправки, чувствовалась властность. Джошуа не слишком часто бывал здесь, но когда он появлялся в Трейл-Стоп, то становился центром почтительного внимания.

Клиент, импозантный темноволосый мужчина лет тридцати пяти – сорока, принадлежал к тому типу чужаков, которые Кейт нравились меньше всего. Он был явно человеком состоятельным, если мог позволить себе нанять проводником Джошуа Крида, и ненавязчиво, а порой, и навязчиво, давал понять всем окружающим, что он – Большой Босс, им не чета, а панибратская манера общения не более чем игра. К примеру, он закатал рукава рубашки, демонстрируя часы на узком золотом браслете, инкрустированном бриллиантами. Говорил он чуть громче, чем другие, чуть более оживленно, чем уместно заутренней чашкой кофе, и постоянно упоминал о своих охотничьих приключениях в Африке. Он даже преподал всем присутствующим урок географии, разъяснив, где находится Найроби. Кейт с трудом удержалась оттого, чтобы не закатить глаза. Аборигены для него были синонимом слова «дикари». Он также особо подчеркнул, что охотился на диких животных только с фотоаппаратом. И хотя на эмоциональном уровне Кейт одобряла этот и только этот вид охоты, здравый смысл подсказывал ей, что, позиционируя себя исключительно как фотоохотник, он подстилал соломку на случай, если ему не удастся никого подстрелить. Он не производил впечатления профессионального фотографа и даже фотографа-любителя с хорошим портфолио.

Интересно, подумала Кейт, торопясь на кухню, с каких это пор она стала считать приезжих чужаками?

Линия разлома, разделившая ее жизнь на «до» и «после», была такой резкой и четкой, что иногда Кейт задавалась вопросом, осталась ли она сама, Кейт Найтингейл, прежним человеком. Жизнь сложилась так, что перемены в ней не были постепенными, плавными, дающими возможность осмыслить происходящее, свыкнуться с новым положением вещей, с тем, кем она была и кем стала сейчас. Нет, все было совсем не так: линия судьбы шла изломами – резкие, обрывы, внезапные смещения пластов. Период между смертью Дерека и ее решением переехать в Айдахо на карте ее судьбы был узкой расщелиной с отвесными склонами, куда никогда, не попадал солнечный свет. Первое время после того, как Кейт Найтингейл переехала сюда с мальчиками, все ее силы уходили на то, чтобы подготовить гостиницу к открытию, и на размышления по поводу своего места в сообществе у нее просто не оставалось времени. Она даже не задумывалась, считать себя, здесь чужой или нет. И все сложилось само собой: она вдруг поймала себя на том, что ощущает себя неотъемлемой частью общины, составлявшей население крохотного городка, словно прожила тут всю жизнь, Кейт была здесь своей даже больше, чем в Сиэтле, возможно, потому, что Сиэтл, как и все большие города, населен чужаками; каждый человек живет в своем коконе. Здесь же все друг друга знали, причем буквально.

Не успела Кейт подойти к двери на кухню, как она отворилась и оттуда показалась голова Шерри Бишоп. При виде Кейт она облегченно вздохнула и улыбнулась.

– Что стряслось? – спросила Кейт, залетая на кухню. Первым делом она бросила взгляд на кухонный стол, за которым сидели ее четырехлетние двойняшки Такер и Таннер, с энтузиазмом уплетавшие хлопья с молоком. Мальчишки сидели на высоких детских стульчиках. Они болтали, хихикали и ерзали на стульях, как обычно. В их мире все шло как надо, Впрочем, болтал скорее Такер, а Таннер в основном слушал. Кейт переживала из-за того, что Таннер так мало говорит, но детский врач не находил поводов для тревоги.

– С ним все в порядке, – сказал как-то доктор Харди. – Ему просто ни к чему говорить, раз Такер говорит за них обоих. Когда Таннеру будет что сказать, он молчать не станет.

Поскольку Таннер во всем остальном рос вполне нормальным ребенком, Кейт полагала, что педиатр прав – но все равно не переставала беспокоиться.