Ольга Арнольд - Агнесса среди волков

Марина была незаурядной личностью. Простая лаборантка, она нередко делала переводы за научных сотрудников… Она была настоящей красавицей — в ней много польской крови, и она всегда гордо несла свою изящную головку с аккуратной прической из пышных белокурых волос, и притом некрашеных.

Перед входом в церковь мы обычно занимались своим гардеробом, чтобы не выделяться среди прихожанок и не привлекать к себе неприязненные взгляды богобоязненных старушек. Брюки мы завертывали до колен, чтобы их не видно было из-под пальто (до сих пор не понимаю, почему Бог не может простить дамам ношение штанов, насколько я знаю, во времена Иисуса в штаны не одевались ни мужчины, ни женщины), на голову накидывали шарфик, придирчиво оглядывали друг друга — и заходили в храм. Ставили свечки и долго слушали песнопения, там был прекрасный хор.

Я нередко отвлекалась от службы и любовалась Мариной. Я уже говорила, что мне нравятся красивые лица; я любила наблюдать за ней — ее лицо, повернутое ко мне в профиль, было классически прекрасно, весь ее облик с обращенным вверх взглядом, черной ажурной косынкой, наброшенной на светлые волосы, заставлял вспоминать Марию Магдалину с картины Жоржа Латура.

Как-то раз я искоса следила за Мариной; на ее лице читалась работа мысли, губы слегка шевелились. Интересно, размышляла я про себя, в каких горних высях бродят ее мысли, о чем она так сосредоточенно молится? И тут она повернулась ко мне и громким шепотом произнесла:

— Агнесса, я все это время пытаюсь вспомнить, — куда я дела дохлую крысу, которую мы должны были выбросить по дороге. Кажется, я оставила ее на лестнице!

Под косые взгляды и угрожающее бормотание молящихся мы выбрались на улицу, не дожидаясь, пока нас изгонят из храма, и долго хохотали на морозе.

Крысу мы действительно нашли на следующий день на лестнице, на той самой мраморной лестнице: лаборантки обязаны были после острых опытов выбрасывать трупы экспериментальных животных — относить их в специальный морозильник, но проще было дойти до первой попавшейся урны на улице. Очевидно, уборщицы в институте так же халатно относились к своим обязанностям, как мы — к своим.

Да, Марина была по-настоящему верующей, она однажды чуть не вышла замуж за выпускника семинарии, но побоялась испортить жизнь своему избраннику — ведь православные священники женятся только один раз. Наши с ней пути постепенно разошлись, а жаль.

Я улыбнулась и отогнала от себя эти воспоминания. Я пришла сюда, чтобы как следует подумать. Вроде бы о спасении своей жизни я уже позаботилась. Сергей действует, а я, со своей стороны, делаю все, что могу, и не сегодня-завтра я уже буду знать, кто эти крутые ребята, пытавшиеся меня убить. О том, что дальше делать с Виолеттой, я буду думать позже, когда ее выпишут из больницы (несмотря на возражения Аргамакова, врачи настояли на своем и задержали ее в клинике на несколько дней). С субботнего вечера мои мысли занимало совсем другое. Что бы я ни делала, с кем бы ни говорила, что бы ни планировала — все время где-то рядом присутствовал образ Марка.

Сегодня вечером я снова услышу его голос… Почему я так испугалась, когда он предложил приехать? Откуда во мне этот страх? Почему бы мне не разговаривать с Марком, как со старым другом, который несколько лет отсутствовал, — это было бы лучше всего. Но, боюсь, мне это не удастся. Я никогда не смогу относиться к Марку ровно и спокойно — слишком сильные чувства он во мне вызывает даже сейчас.

Скоро, очень скоро мы с ним встретимся… Интересно, чего я так нервничаю? Может быть, он стал старым, толстым и лысым, вот будет смешно!

Спокойнее, Агнесса, расслабься, уговаривала я себя. Будь что будет, а Бог, если он есть, не даст тебя в обиду…

Я вышла из церкви в каком-то умиротворенном состоянии. Снова заморосил дождик. Во дворе я остановилась в нерешительности: до какой станции метро мне идти? Ближе всего — «Павелецкая», но она мне вроде бы ни к чему… Чуть подальше — «Новокузнецкая» и «Третьяковская». Но я выбрала на этот раз «Полянку» и снова пошла по старой проторенной дороге. Пятницкая, Ордынка, тихие замоскворецкие переулки… Наверное, все-таки атмосфера храма на меня подействовала излишне расслабляюще, и я потеряла бдительность. Впрочем, в такую погоду даже собаки не выводят гулять своих хозяев — народу на улицах было совсем мало, и я бы сразу заметила, если бы за мной кто-нибудь шел. Было еще рано, но хмурое небо так низко нависло над Москвой, что начало смеркаться. Вздрогнув, я прибавила шаг. И вот тут-то все и произошло.

Я уже пересекла Ордынку, когда что-то заставило меня оглянуться. По пустой мостовой мчалась на огромной скорости большая белая машина; почти поравнявшись со мной, она вдруг резко повернула направо, как бы вспрыгнула на тротуар и понеслась прямо на меня.

Эта картина много раз потом прокручивалась у меня в голове. В такие моменты время как будто останавливается, ты все видишь, как на замедленном киноповторе, и успеваешь передумать многое, только твои движения такие же замедленные, как в кино, и руки и ноги не успевают за мыслями. Во всяком случае, так было со мной. Я отчетливо помню — первое, что пришло мне в голову, было: «Какая нелепая смерть!» Потом я подумала, что Марка я так и не увижу… И уже в прыжке, в полете я решила, что лучше умереть после свидания с Богом…

Можно сказать, что меня спасло чудо, но на самом деле — моя отличная реакция и выставленные на тротуар из подворотни мусорные баки. Как только я осознала — нет, не осознала, я не успела ничего осознать, — как только я увидела, что машина едет на меня, совершенно инстинктивно взвилась в воздух. Я умудрилась с места сделать огромный прыжок вперед и в сторону и приземлилась за мусорными баками: тут же белая иномарка промчалась рядом, опрокинув на меня один из них.

Какое-то мгновение я лежала как оглушенная. Происшедшее меня ошеломило — первый раз в жизни я действительно была на волосок от смерти, а это ощущение, которое трудно передать словами — его надо пережить. Но надо было действовать, убийцы могли вернуться. Я кое-как поднялась, прихрамывая, добралась до ближайшего подъезда и прислонилась к двери. Теперь я могла не опасаться, что меня раздавят, — при малейшей угрозе я бы проскользнула внутрь.

В переулке по-прежнему никого не было. Я начала подсчитывать свои потери. Оказалось, что я отделалась сравнительно легко. Даже каблуки были целы, хотя на правом сапоге каблучок шатался. Колготки были разорваны вдрызг, но это — невелика утрата. Я упала на правый бок, и правая коленка оказалась разбитой, саднила, но крови было немного. С пальто дело обстояло хуже — мало того что я свалилась в лужу, так на меня еще сверху падал мусор из бака, и мое пальто, черное роскошное длинное пальто итальянского дизайна, которое выглядело гораздо дороже, чем стоило, было все перепачкано, но, как выяснилось, хотя бы не порвано. Сумочка — элегантная сумочка, сшитая гонконгскими умельцами из кусочков кожи, — разорвалась в нескольких местах, у нее оторвалась ручка, но это было поправимо. А вот шляпка каким-то чудом удержалась на голове и практически не пострадала.