Татьяна Устинова - Колодец забытых желаний

Федор подумал немного.

Директор музея расстроился из-за того, что, обнаружив кражу, сотрудники вызвали милицию?! При этом он почему-то сам настоял на проверке коллекции, о которой много лет никто не вспоминал! Если настоял на проверке, значит, что-то заподозрил? Но как?! Откуда он мог узнать?! И что именно он узнал?..

— Очень, очень расстроился Петр Ильич! И Марье Трофимовне, бедненькой, попало!..

Федор потер лоб и пробормотал:

— А Тургенев так расстроился, что тем же вечером уехал в Баден-Баден.

— Да нет же, никуда он не уезжал! — зашептала Мария Викторовна номер два. — Он остался в Москве, и вчера у нас тут та-акое творилось! Вера Игнатьевна Веронике Павловне звонила и вас разыскивала!

Мария Викторовна запахнула коричневую шальку и шмыгнула красным от холода и переживаний носом.

— Господи, что же это делается! — нараспев выговорила Мария Викторовна номер один и подперлась ладошкой. — У нас никогда ничего не пропадало, а тут такое!.. Это такой ужас, такой ужас!..

— Ужас, — повторил Федор Башилов. — Мне нужно позвонить.

Он выскочил в коридор, где, кажется, было еще холоднее, чем в комнате, и свет шел из единственного окошка в торце, захлопал себя по карманам, как курица-несушка, и тут только вспомнил, что телефон у него забрал Гена, которому Олег Петрович велел «пробить» номера.

И как он мог про это забыть?!

Федор посмотрел вдоль коридора — никого не было ни с одной, ни с другой стороны. Марья Трофимовна не показывалась, и Федор решил добежать до матери. Он выскочил на широченную мраморную лестницу с чуть стертыми ступенями и изогнутыми полированными перилами и, прыгая по-кенгуриному, помчался вверх. На площадке кто-то курил, и его окликнули:

— Федор!

Но он только махнул рукой и помчался дальше.

Мать была на месте, и у нее сделалось испуганное лицо, когда он распахнул дверь.

— Здрасти, Вера Игнатьевна.

— Федя, ты что?!

— Ничего, — сказал он бравым тоном. — Я телефон забыл, дай позвонить, а?

Вера Игнатьевна смотрела не просто так, а с неким смыслом, и мать, порывшись в сумке, вытащила мобильный и сунула ему в руку.

— А тебя вчера искали, — сообщила Вера Игнатьевна, шаря по его физиономии глазами. — И Марья Трофимовна Веронике звонила!

— Я знаю, — буркнул Федор. — Мам, я тебе телефон потом верну.

Он выскочил за дверь и снова помчался было, но следом выскочила мать и закричала на весь коридор:

— Федя!

Пришлось остановиться и повернуться.

— Мам, ну чего?

— Что случилось?!

— Да ничего не случилось! Говорю же, я телефон забыл!

— А кому ты хочешь звонить?

— Мам, какая тебе разница?

— Мне очень большая разница!

Они шептались посреди музейного коридора и оглядывались по очереди, как заговорщики из фильма про международных шпионов.

У Вероники было перепуганное лицо.

— Точно ничего не случилось?

— Точно, мам. Ничего не случилось.

— Федя, я прошу тебя…

— Все будет хорошо.

Он вышел на лестницу и набрал номер, который помнил наизусть со вчерашнего дня. Гена сказал ему, что это телефон, по которому можно звонить «в случае чего».

Запрокинув голову, Федор посмотрел вверх — никого, — а потом перегнулся через перила. Внизу тоже никого не было.

— Але, — отозвался в телефоне совершенно чужой равнодушный голос.

— Это Федор Башилов.

— Здорово, парень. Чего тебе?

— Я хотел сказать… ну, Олегу Петровичу хотел сказать…

— Ну, мне говори! Тебя в КПЗ, что ли, забрали?

— Не забрали. Коллекции хватились, потому что Петр Ильич, наш директор, почему-то решил ее проверить.

— Ага, — сказали в телефоне, и вдруг стало понятно, что это на самом деле голос Гены Березина. — А он часто ваши коллекции проверяет?

— Да в том-то и дело, что никогда! А вчера решил проверить. И еще, говорят, очень рассердился, когда Марья Трофимовна, начальница моя, милицию вызвала.

— Ага, — повторил голос.

— Он сказал, что для начала нужно было его в известность поставить, а уж потом ментов вызвать.

— В общем, он прав! — весело сказал Гена. — Я бы тоже рассердился, если бы ментов вызвали, а меня в известность не поставили! Ну, если б я был директором вашего музея!

Представив себе Гену Березина в роли директора музея, Федор улыбнулся. От разговора с Геной ему стало веселее, и чувствовал он себя значительно уверенней.

— Я подумал, что Олегу… то есть Олегу Петровичу, это может как-то пригодиться.

— Ты давай жди Викторию и смотри в оба! — велел Гена. — Везет тебе, парень! Если бы из-за меня такая деваха по собственной воле в неприятности ввязалась, я бы от счастья заплакал, вот ей-богу!

Федор совершенно ничего не понял.

Как — из-за него?! Что значит — из-за него?!

— Да она просто человек хороший! — зачем-то сказал он. — Энергичная такая!

— Энергичная, как же, — засмеялся Гена. — Ну, бывай пока!..

И тут из-за спины вкрадчиво спросили:

— Федор?

От неожиданности он выронил телефон, который с пластмассовым стуком упал на мрамор рядом с чьим-то не слишком чистым ботинком. Федор подобрал телефон и медленно разогнулся.

Директор музея смотрел на него задумчиво, и Федор понятия не имел, что именно он слышал из их разговора с Геной.

— Здравствуйте, юноша.

— Здравствуйте, Петр Ильич.

— Секретничаете?

Федор решил, что отпираться глупо.

— Пытаюсь.

— Вы слышали о нашем… чрезвычайном происшествии?

— Да, Петр Ильич.

— Ну-с, и ваши соображения?

Федор с тоской посмотрел на него. Директор был высокий, худой, в золоченых очках и клетчатом пиджаке с нашивками на локтях — идеальный музейный служащий высокого ранга, доктор наук, профессор, признанная мировая величина и авторитет во всем, что касалось русского искусства.

— Я не знаю, что вам сказать, Петр Ильич, — тихо признался Федор.

— Самое грустное, что коллекцию мог вынести только свой человек, — помедлив, произнес директор. — Вы это прекрасно понимаете. Кто-то, кому мы все это время доверяли! И это самое печальное. Наш музей — не только выставочные залы и запасники! Наш музей — это сообщество единомышленников, людей, для которых есть нечто более важное, чем деньги. А среди нас оказался предатель. Вы понимаете?

— Понимаю, — согласился Федор.

— Я давал вам рекомендацию в аспирантуру, — зачем-то прибавил Петр Ильич. — Вы отличный специалист, Федор Алексеевич. Мне будет обидно, если вы решите сменить работу.

— Вы хотите меня уволить?

— Пока нет. — И договорил после паузы: — И все же я не верю, что это кто-то из своих. Марья Трофимовна?! Марии Викторовны?! Ваша матушка?! Люди с безупречной репутацией, преданные своему делу, проработавшие не один десяток лет!