Татьяна Устинова - Колодец забытых желаний

Скорее бы уж все кончилось. Как-нибудь, но кончилось бы!..

В успех кампании, которую они должны были осуществить вдвоем с Викторией, он не слишком верил, но ему было почти все равно — лишь бы ценности вернулись в музей, где им самое место. Даже если после этого его будут судить — значит, будут судить, недаром Олег Петрович сегодня утром, когда мать поила их чаем, высказывался в том духе, что «закон суров, но это закон»! Федор понял его слова так, что, если ничего не выйдет и его поймают прямо с этой самой спортивной сумкой, ему придется отвечать — и он ответит! Лишь бы только все кончилось.

Странным образом он совершенно не вспоминал о Светке, которая думала, что кардиган — это пеньюар, и еще говорила, что из него, Федора, ничего не выйдет. Он как-то сразу перестал о ней думать, как будто отложил на потом. Сейчас он разберется с ценностями, а уж потом со Светкой.

Олегу, который утверждал, что Светка решила отобрать у него, Федора, коллекцию и деньги Василия Дмитриевича, он не слишком поверил, но беспокойство за нее, ужасное, мучительное беспокойство, отступило, и за это ему тоже было стыдно — будто он предал старого друга!..

Светка не была старым другом, а как раз наоборот, новой подругой, но то, что он так легко выслушал все инсинуации в ее адрес, казалось ему предательством. Он еще разберется с этим, но потом, потом, не сейчас!..

— Он приехал на работу, — между тем говорила Марья Трофимовна в телефон. — Только что. Нет, никуда. Да, пожалуйста, товарищ, приезжайте быстрее! Быть может, он даст ценные показания!

Федор усмехнулся, уставившись в какую-то бумагу. В бумаге было написано про модель города Иерусалима, изготовленную искусником из города Бремена по фамилии Шольц, а в некоторых источниках — Шульц. Федор когда-то собирался диссертацию писать как раз про модели Иерусалима. Это было его тайной страстью. Никто не знал, даже мать, а в отделе русского искусства его просто засмеяли бы!..

— Подойдите, — велела начальница, и он даже не понял, что она обращается именно к нему. Лишь только когда она стала махать телефонной трубкой в его направлении, а Нелечка зашипела: «Возьмите же, возьмите!» — Федор с грохотом отодвинул стул, подошел и взял трубку.

— Федор Алексеевич?

— Здрасти.

— Добрый день.

— Это милиция, — мстительно подсказала Марья Трофимовна и опять движением фокусника поменяла свои очки. — А как вы думали? Вот сейчас они точно во всем разберутся.

— Почему вчера отсутствовали на рабочем месте?

— А?

— Почему вы вчера на работу не пришли?

— Зуб заболел, — сказал Федор, насилу вспомнив, какую версию он выдал начальнице. — А потом я спал. Мне мать только утром сказала, что вы звонили.

— А почему вечером не сказала?

— Когда я пришел, ее не было дома. Она побежала меня искать и искала до утра.

— Ну конечно, — ироничным тоном протянула трубка. — Она вас искала, а вы дома тихо спали!.. Это уж как водится! И подтвердить, что ночью вы дома спали, конечно, некому?

Федор помолчал и вдруг вспомнил.

— Соседку можете спросить. С пятого этажа. Ващенкина фамилия. А может, и не с пятого, я точно не помню. Она видела, как я домой вернулся, и разговаривала со мной. Про мать спрашивала.

Трубка замолчала ненадолго.

— Ну, это мы проверим. А вы пока с работы не отлучайтесь!

— Да я и не собирался.

— А мы под вечер заедем. Ваша богадельня до которого часу открыта?

— Богадельня? — переспросил Федор.

— Ну, музей, музей!

— До пяти.

— Везет людям, до пяти работают! Ну, и мы к пяти заглянем. Не отлучайтесь!

Федор вернул трубку на телефон и обвел глазами сотрудниц. Они все смотрели на него, как зачарованные. Слово «богадельня» слышали все.

— Когда? — отрывисто спросила Марья Трофимовна. — Когда они приедут?

— Сказали, к пяти.

— Как к пяти?! А до пяти что?..

— Я не знаю.

— Да, но вчера мне показалось, что они… что самое главное — это найти вас, и вместе с вами сразу найдется коллекция, и честное имя нашего музея…

Федор подумал, что она абсолютно права.

Он нашелся, и коллекция нашлась, и теперь — может быть! — вместе с Олегом Петровичем им удастся спасти несколько честных имен. Музея, к примеру. И Василия Дмитриевича тоже.

Марья Трофимовна растерянно переводила взгляд с одной сотрудницы на другую, а с них на телефон.

— Как же это? — Она прижала к груди трясущиеся ручки. — Почему к пяти часам? Они же сказали, что… Как они собираются искать коллекцию, если даже приехать вовремя не могут?!

— Марья Трофимовна, — спросил Федор, — а откуда стало известно, что коллекция пропала?

— Как откуда?! Как откуда, что за вопрос?!

— Ну, мы же с ней не работаем, Марья Трофимовна. И инвентаризации не было, и к проверке мы не готовились. Как стало известно, что коллекция… пропала?

— Не пропала, а украдена! Самым беспардонным образом! Самым гадким образом! И вы еще спрашиваете, откуда мы узнали!

Она выбралась из-за стола, Федор посторонился, пропуская ее, и она засеменила мимо, все потрясая крошечными сухонькими ручками. Из-под очков у нее текли слезы, которые она не вытирала.

Нелечка, конечно, бросилась за ней, а обе Марии Викторовны накинулись на Федора:

— Нельзя же так!.. Что вы, Федя, за человек такой! Да для нее в музее вся жизнь, а вы со своим хамством!.. Она всю ночь не спала, дочка «Скорую» вызывала! А сегодня с утра опять на посту! И все из-за коллекции! И еще вы тут!..

— Я просто спросил, — вяло отбивался Федор. — Я хотел узнать, как выяснилось, что у нас украли серебро и бронзу!

— Петр Ильич велел проверить! — пискнула Мария Викторовна. — Позвонил и сказал!

— Сказал, чтобы мы проверили сохранность демидовской коллекции?! Вот просто так, ни с того ни с сего?!

— Он хотел, чтобы мы ее проверили! — поддержала первую Мария Викторовна номер два. — И все.

— А… как он просил проверить? Позвонил и сказал: проверьте коллекцию?

— Он пришел, — снова вступила номер один. — Пришел и сказал Марье Трофимовне, что обеспокоен демидовской коллекцией. Тут все и открылось!

— Ну, мы сразу же в милицию позвонили, сразу же! — подхватила номер первый. — А Петр Ильич так расстроился, что Марье Трофимовне даже выговор сделал! От расстройства, конечно же! Марья Трофимовна — такой уважаемый человек, почетный музейный работник и медаль имеет!

— Выговор? — переспросил Федор. — Какой выговор?

— Он заявил, что нужно было сначала ему сказать, а потом уж в милицию обращаться! Честь музейного учреждения, репутация и все такое! — поглядывая на входную дверь, зачастила Мария Викторовна номер один. — Очень расстроился!

Федор подумал немного.