Валерий Жмак - Крестовый марьяж

Отдав удостоверение личности, Влад, не удержавшись, обнял Макса, которого не видел более шести месяцев. Тот, как-то неловко переминался с ноги на ногу и улыбался, едва заметно кося глазами на строгого адмирала.

«Похоже, мы нарвались на начальника комендантской службы Флоты, — невесело размышлял пилот, — и чем же закончится „приятная“ встреча? Интересный поворот…»

— Хорошо… — вернул документы грозный страж порядка и ткнул пальцем в сторону инженера, — этому субъекту я объявил трое суток за нарушение формы одежды. Вот вам записка об аресте. Доставите его на гауптвахту и сдадите дежурному. Это недалеко и не отнимет у вас много времени…

Он протянул небольшой листок. Майор, не раздумывая, отвел руки с зажатой в них тростью назад — за спину и тихо вымолвил:

— Вы ошиблись…

Комендант медленно поднял строгий взгляд и пристально смотрел на него, полагая, что ослышался.

— Вы ошиблись, — твердо повторил молодой человек, — я не конвоир, и не тюремщик…

Капитан, казалось, перестал дышать, ожидая страшной реакции — крика, нецензурных слов, или чего-то подобного… Но, глава службы «цепных псов», обращаясь к майору, спокойно изрек:

— Десять суток ареста, за отказ выполнять приказание.

— Есть, десять суток… — с облегчением и даже с радостью ответил Берестов.

Пока выписывался второй «судебный вердикт», он подмигнул Лихачеву, взиравшему на него с жалостью и легким укором.

— Я могу рассчитывать на вашу порядочность, товарищи офицеры? — спросил адмирал, закончив писанину и держа в руке готовые записки об аресте.

— Разумеется.

— Тогда держите… Доложите командованию, и завтра жду обоих в гости — на постой… — он отдал каждому по документу и добавил, глядя на трость Берестова: — что у вас, кстати, с ногой?

— Со второго этажа прыгнул неудачно… — мрачновато пошутил пилот.

— Ну-ну, парашютист, до встречи в «санатории»… — буркнул комендант и зашагал прочь.

Отдав честь, пилот проводил взглядом контр-адмирала и повернувшись к понурившему голову капитану:

— Ну, что приуныл, Макс? Подумаешь — горе! Если ты в гарнизон — могу подбросить… Как жизнь-то, как Настя?

Внезапно сзади кто-то тронул летчика за руку. Едва он успел обернуться, как сознание едва не помутнело, а сердце гулко забарабанило в груди… Перед ним стояла Сашенька. В глазах девушки попеременно мелькали то непонятный Владу испуг, то едва уловимая нерешительность, то счастье от неожиданной встречи… Какое-то мгновение они стояли неподвижно, затем одновременно шагнули в объятия друг друга…

Сколько раз он мечтал об этом сладостном миге, сколько передумал о своей безграничной любви к Александре… Но даже прагматичные, неумолимо возвращающие его из облаков на землю выводы последних дней, связанные с неопределенностью нынешнего положения и дальнейшей судьбы, на время отступили, не удержав порыва…

«Господи… Вот же где и при каких обстоятельствах довелось встретиться…» — поражался молодой человек, осыпая лицо любимой девушки поцелуями…

Он сжимал её в объятиях, не обращая внимания на сновавших мимо пассажиров, на стоявшего чуть поодаль Макса, тактично и терпеливо изучавшего расписание автобусного движения.

— Я так рада… — шептала Саша, — я так ждала этого…

— Милый ты мой, любимый человек… — отвечал Владислав, вытирая ладонью скатывающиеся по её щекам, счастливые слезы, — может, потому и удалось мне вернуться, что только о тебе и думал…

Закрыв дверцу за девушкой, устроившейся справа, майор сел за руль. Сняв новую белую фуражку, он попытался осторожно, чтобы не задеть девушку, положить её на заднее сиденье. Но Александра с готовностью перехватила её и аккуратно устроила на своих коленях. Капитан залез назад и с упреком пробормотал:

— Влад, ну зачем ты, ей Богу? Отвез бы меня на губу, что из того? Теперь сам загремишь… Да ещё на полторы недели…

— Видишь ли… — негромко, но без намека на сомнение объяснил пилот, поворачивая ключ зажигания, — мне абсолютно все равно, что подумает комендант. У него работа такая — отлавливать и сажать. Но мне совсем небезразлично, что решите вы, — живущие в одном со мной гарнизоне, в соседнем доме…

— Не знаю… — сомневался Лихачев, — вам бы сейчас побыть с Сашей — столько не виделись! А теперь — здравствуй тюрьма…

На этот справедливый довод Макса, Берестову, пожалуй, возразить было нечем…

Автомобиль ехал по петляющей меж сопок дороге. Спутники Владислава, радуясь долгожданной встрече, все-таки частенько замолкали, вспоминая случившийся на автовокзале инцидент. Отсидка на гауптвахте означала очередную разлуку, бездарно потерянное время и неприятности с командованием гарнизона. Лица у Александры и Максима в эти минуты становились мрачными, понурыми, а настроение неуклонно ползло вниз. Они сидели молча, поглядывая в окна и думали, каждый о своем. Берестова же, расположение духа, которого в последние полгода не поднималось выше средней отметки, сегодняшний случай, растормошил и позабавил. Но смотреть на расстроенных попутчиков, было невыносимо…

— Что же вы так раскисли, ребята? Да нет в оном заведении ничегошеньки ужасного. Говорю вам, как опытный каторжанин… Сидеть начал ещё в курсантскую бытность. Однажды вот, помню, довелось отмотать пятеро суток за любовь к искусству…

— За что? — не понял капитан.

— Не поверите… Формулировка звучала примерно так: «За порочное пристрастие к шаржам…»

— Как это? — в два голоса спросили пассажиры.

Владислав улыбнулся, услышав, наконец, голос девушки, и стараясь отвлечь и развеселить друзей, начал рассказ:

— Комбатом в училище служил один кавказец, с колоритной внешностью и с характером покруче, чем у нашего коменданта. Гонял курсантов от зари до зари, сажал почем зря… И вот взбрело как-то в голову нашему полководцу все клумбы в гарнизоне свежей травкой украсить. Повелел на аэродроме дерн выкапывать и на грузовичке развозить. Адова работа, скажу вам, три недели мучались… Ну а я, проучившись несколько лет в художественной школе, немного умел рисовать…

Макс с Сашей забыли о недавнем происшествии и с интересом слушали. Берестов, время от времени, незаметно кося взгляд вправо, любовался милой девушкой. Одной рукой она обнимала его фуражку сбоку, второй придерживала сверху. Майор даже поймал себя на мысли, что завидует белоснежному головному убору…

— Работы курсанты распределяли сами, ну и родилась общая идея… Поставили меня руководить вырубкой дерна. Набросал я на листочке карикатуру злобного комбата, и принялся показывать — где и какой формы вырезать пласты… Озеленение прошло на славу, даже схлопотали от цербера благодарность. Поначалу реакции не последовало — с земли наше творчество разобрать было невозможно. Так, какие-то беспорядочные широкие полосы, длиной чуть не во весь аэродром. А вот когда начались учебные полеты, тут-то все и открылось… Инструкторы, вываливались из самолетов и ржали до истерики. Кончилось тем, что нашего грузина летчики посадили в кабину и показали шедевр с высоты птичьего полета. Тот потом за нами с лопатой по гарнизону бегал и орал вслед: «Я из вас, чертовы Пикассы, дурь повышибаю!..»