Линда Ховард - У любви свои законы

Леди, конечно, не стала бы себя так вести, но Моника всегда знала, что она не леди. Вот мама, это другое дело. Мама была леди. Моника всю свою жизнь пыталась подражать матери, но у нее никогда не получалось. Мама пришла бы в ужас, если бы узнала, что ее дочь вот уже целый год, регулярно, несколько часов в неделю проводит в постели с Майклом Макфейном…

Боже мой, с шерифом!.. И он трахает ее, как одержимый.

У Моники было строгое воспитание, и порой ее это бесило. Грею было всегда легче. От него заведомо нельзя было требовать того, что требовали от нее, девочки, рассчитывая сделать из нее настоящую леди. Да и вообще мама «списала» Грея со счетов практически с момента его рождения. Грей был мужчина, а значит, по ее мнению, ему на роду было написано остаться животным. Будучи леди, мама игнорировала любовные похождения своего мужа и сына. Подобные вещи были ей неинтересны. И она рассчитывала на то, что дочь разделит ее мнение.

Но ничего не вышло, хотя Моника старалась. Во всяком случае, первые двадцать пять лет своей жизни она очень старалась. Даже после исчезновения отца, когда мама окончательно замкнулась в себе. Еще надеялась… Рассчитывала на то, что, если у нее получится, мама будет не так сильно переживать из-за отца.

Но в глубине души Монике всегда было тесно в рамках леди. Мама от природы была сдержанной и холодной, как прекрасная античная статуя. Мама была совершенна и недоступна. Папа относился к Монике иначе: тепло, с любовью. Он обнимал, играл с ней, несмотря на то, что мама всегда неодобрительно смотрела на это, считая, что нельзя так фамильярничать с дочерью. Мама была будто бестелесна. Папа же был обычным человеком, из плоти и крови. Грей даже превзошел в этом отца, в нем всегда бушевал какой-то внутренний огонь, который Моника научилась распознавать еще в детстве.

Однажды, когда Грей приехал домой на каникулы из колледжа, они засиделись в столовой после ужина за разговором. В позе Грея чувствовалась присущая ему дикая кошачья грация. Он, смеясь, рассказывал о какой-то забавной шутке, которую сыграл один из игроков их команды с тренером. И в ту минуту в нем было что-то такое… Монике трудно было бы описать это словами… В самом повороте головы, в том, как он держал в руке бокал, было что-то остро физическое, чувственное. Вдруг она перехватила мамин взгляд, обращенный на брата. В этом взгляде сквозило отвращение. Она смотрела на Грея так, как будто перед ней сидел дикий лесной зверь. А Грей был всего лишь здоровым и жизнерадостным подростком-сорвиголовой, и что с того, что его мужские гормоны уже четко давали о себе знать? На взгляд Моники, в этом не было ничего отвратительного. И сестра молчаливо встала на сторону брата. Ее возмутил тот взгляд матери.

Грей был прекрасным братом. Моника не знала, что бы делала без него. Особенно в те первые, самые страшные дни после того, как их бросил отец. Ей было стыдно за свою идиотскую попытку самоубийства, и она поклялась себе больше никогда не пытаться сделать что-либо подобное. Дабы вновь не обременять Грея. Ей было трудно, но она сдержала клятву. В особенно тяжкие минуты она смотрела на тонкие серебристые полоски заживших шрамов на запястьях, чтобы напоминать себе о своей слабости.

А потом на стоянке перед магазином Моргана она увидела Фэйт Девлин… Потрясение от увиденного было настолько велико, что Моника впервые за много лет почувствовала себя совершенно беспомощным и беззащитным существом, маленькой девочкой, которая в страхе бежит к старшему брату, чтобы тот решил ее проблемы. Она ненавидела себя за это, но когда она увидела копну темно-каштановых волос, ее сердце едва не остановилось. В голове на какое-то мгновение мелькнула сумасшедшая мысль: «Папа вернулся!» Ведь если вернулась Рини, значит, вернулся и он.

Но папы не было поблизости, только она. Рини. Казалось, она не только не состарилась, но, напротив, стала моложе. Это было несправедливо! Такая гадина, как Рини Девлин, должна носить следы своих пороков на лице, чтобы всем было видно. Но Моника увидела совсем другое лицо. Красивое, без единой морщинки. Те же томные зеленые глаза, большой чувственный рот, нежные губы… Все осталось прежним, ничего не изменилось.

Но то была не Рини. Та женщина на стоянке оказалась Фэйт Девлин. И Грей, несмотря на свое обещание, почему-то очень неохотно употреблял свое влияние на то, чтобы изгнать ее из города. Моника плохо помнила Фэйт. Когда она думала о ней, в памяти вставали лишь скудные и смутные образы костлявой девчонки с копной волос, как у матери. Увидев ее, она испытала невыносимую боль, волна страшных, кошмарных воспоминаний захлестнула ее. Она вновь вспомнила о предательстве отца, о своих страданиях… С того дня Моника боялась показаться в городе. Боялась вновь столкнуться где-нибудь с Фэйт и испытать боль.

— Моника? — лениво позвал Майкл. — Ты что там, спать собралась?

— Нет, просто прихорашиваюсь, — отозвалась она и включила воду в умывальнике, чтобы ее ложь выглядела правдоподобнее. Она глянула на себя в зеркало. Неплохо для тридцати двух лет. Блестящие темные волосы. Не такие темные, как у Грея, но зато без единого седого волоска.

Правильные, как у мамы, черты лица, но темные отцовские глаза. Ни одного грамма лишнего веса и при этом полные крепкие груди.

Когда она вышла из ванной, Майкл все еще лежал голый на постели. Легкая улыбка скривила ему губы. Он протянул ей руку.

— Иди ко мне, — пригласил он, и у Моники часто-часто забилось сердце.

Она забралась в постель и дала ему обнять себя. Он удовлетворенно вздохнул, когда она устроилась рядом с ним. Его большая ладонь накрыла ее упругую левую грудь.

— Я думаю, нам надо пожениться, — проговорил он.

На этот раз сердце ее, наоборот, едва не остановилось. Она уставилась на него округлившимися от страха и изумления глазами.

— П-пожениться?! — запнувшись, повторила она и тут же закрыла рот обеими руками, чтобы подавить дурацкий смешок. — Майкл и Моника Макфейны?!

Смешок сдержать не удалось.

Он улыбнулся.

— Что, звучит, как будто мы двойняшки? Ничего, это я, думаю, переживу. — Он потер большим пальцем ее сосок, радуясь тому, что тот мгновенно отвердел. — Но зато, если у нас будет ребенок, его имя будет начинаться с какой угодно буквы, но только не с «М».

Замужество. Дети. О Боже… Монике почему-то никогда не приходило в голову, что он может захотеть жениться на ней. Она вообще никогда не задумывалась о том, что когда-нибудь может стать чьей-то женой. Двенадцать лет назад течение ее жизни словно остановилось, и она уже не рассчитывала на какие-то изменения.

Но ничто не стоит на месте. Даже скала размывается грунтовыми водами и разрушается ветрами.