Валентина Мельникова - Мой ласковый и нежный мент

Александр Генрихович спросонок ее, конечно, выругал, но оперативному дежурному позвонил, и тот прислал машину, хотя тоже долго ворчал по поводу неугомонных девок, которым и ночь не в ночь, когда в одном месте свербит.

– Ну, что у тебя? – Тонька наконец успокоилась и присела на скамеечку возле обогревателя. Будто избавляясь от ночного холода, она зябко поежилась и еще плотнее закуталась в большую пуховую шаль.

И только тут заметила покрасневшие глаза Людмилы. – Ты что? Неужто ревела без меня?

– Ну и что в этом такого? – произнесла та с вызовом. – Сама, можно подумать, никогда не ревела!

Антонина глубокомысленно наморщила лоб:

– Дедуктивным методом я, не в пример некоторым, не владею, но все-таки не на помойке выросла и своими слабыми мозгами пораскинуть попытаюсь. Из-за Славки, тем более по поводу Вадьки ты так убиваться не станешь: первому ты просто-напросто отвесишь подзатыльник, чтобы не огорчал чрезмерно; второй слишком далеко, и не думаю, что его новая дубленка – повод для столь обильного слезотечения. Хотя лично мне твою шубу очень жалко! Остается Кочерян. Но из-за него ты могла плакать лет пять назад, а сейчас сам Ашотик ревмя от тебя ревет и волосенки свои кудрявенькие дергает от огорчения, что согласился взять тебя в замы. – Тонька ухмыльнулась и подмигнула подруге:

– Выходит, тоже не он?

– А почему я должна из-за кого-то плакать? Может, у меня другие какие причины?

– Из-за других причин ты просто злишься, а не плачешь. В крайней степени ярости по морде бьешь.

Людмила сердито нахмурилась:

– Хватит домыслы строить и допросы учинять.

Оставь это на долю своего незабвенного Стаса.

– В том-то и дело, что незабвенного, – вздохнула Антонина и виновато улыбнулась. – Оттого и на тебя шумлю, что уже третий день о нем ни слуху ни духу. Келлера пыталась достать по этому поводу, результатов – ноль! Один ответ: в засаде твой Стас!

Только знаю я эти засады…

– Что ж, выходит, Стаса тоже нет в Вознесенском? – переспросила Людмила и осеклась, заметив, как быстро Тонькин виноватый взгляд сменился на торжествующий и немного злорадный.

– Ага! Попалась, которая кусалась! – Она даже подпрыгнула на скамеечке от восторга. – Не мне одной теперь мучиться!

Людмила поморщилась:

– Я как раз мучиться не собираюсь! Но я беспокоюсь за Костю и Максима Андреевича. И выскажу этому безмозглому менту все, что думаю по поводу его безответственного отношения к семье, как только он появится дома.

– Мальчишка опять у тебя ночует?

– Ночует! И что из того? Дома даже молока нет и хлеба. Я второй день обеды готовлю на два дома.

Славка печь топит, за водой на колодец бегает. Скажи, мне это надо? У меня делегация Центра на носу, а проект – еще не у шубы рукав! А он гуляет себе в городе и в ус не дует!

– С чего ты взяла, что он в городе? – удивилась Антонина. – Сам, что ли, проговорился?

– Да нет, Максим Андреевич сказал, что он на коллегию в министерство уехал. Но не три же дня эта коллегия продолжается…

– Ну так возьми и спроси у Максима Андреевича, когда его сынок вернется. Или стесняешься?

– Стесняюсь, – тихо сказала Людмила и вдруг беспомощно посмотрела на подругу. – Прости, что среди ночи тебя подняла. Но я не нахожу себе места… Не знаю, что со мной происходит. Стоит ему уехать из села, я словно заболеваю, у меня из рук все валится, а вечером машину услышу и успокаиваюсь. Хотя и за стеной, но все равно рядом. – Она пожала в недоумении плечами. – Точно зелья какого напилась, в зомби превратилась, потому что ни о чем и ни о ком больше, как об этом... человеке, думать не могу. И знаю, что не нужен он мне, но оторваться никак не получается, хоть в церковь поезжай и свечку ставь во спасение души от подобного наваждения.

– Со свечкой ты пока погоди! – Антонина покачала головой. – Во сне его видишь?

– Каждую ночь, – глухо сказала Людмила и отвернулась. – Настолько ясно, что потом целый день чувствую, какие у него руки теплые или... губы…

– И о чем тогда базар, дорогая? – удивилась Антонина. – Диагноз ясен и без патологоанатома, как говорит мой Стасик. Ты ж втрескалась в него по уши, Людка, а все еще трепыхаешься, сопротивляешься.

– Тоня, я ничего не понимаю. Я ведь совсем его не знаю. – Слезы опять потекли до щекам, но Людмила их не замечала и лишь машинально смахивала ладонью. – В общей сложности мы и двух дней вместе не были. Как тут можно влюбиться?

Ты со Стасом всю жизнь знакома, и то не сразу решилась встречаться! А тут…

– А что тут?

– А то, что при каждой нашей встрече он лезет ко мне с поцелуями и предлагает переспать с ним.

– И что тебе мешает?

– Не что, а кто! Не могу же я при детях.

– Вон оно что! – усмехнулась Тонька. – А я-то подумала, что ты про священный долг вспомнишь и про те обеты, что давала своему женишку!

– Да, и это тоже.

– Только почему ж ты поставила их на вторую позицию? Или, окажись вы без свидетелей, один на один, ты бы напрочь обо всем забыла?

Людмила пожала плечами и улыбнулась сквозь слезы:

– Наверняка забыла бы. Я про все забываю, когда он на пороге появляется. И уже на часах, кажется, дырку глазами провертела, пока его дожидаюсь. А его все нет и нет! Хоть бы позвонил, зараза этакий! Сыном поинтересовался!.. – Она опять всхлипнула.

Антонина поднялась и подошла к ней. Обняла за плечи и притянула голову подруги к себе:

– Успокойся, голубушка, чувствует мое бедное истерзанное сердце, что полку неписаных дур, влюбленных в этих долбаных ментов, с сегодняшней ночи ощутимо прибавилось. – И добавила уже более весело:

– Все, Людка, аминь! Что нам и требовалось доказать!

Глава 19

– Денис Максимович, – бился в трубке дребезжащий голос Банзая, – срочное дело у меня до вас!

Такое, что терпежу нет, потому из сторожки своей звоню, чтоб им пусто было!

– Что случилось, Федор Яковлевич? – Денис прижал левой рукой трубку к уху, а правой продолжал подписывать приказы, которые ему хорошо натренированным движением подпихивал начальник штаба.

– Не могу, – перешел почти на шепот Банзай, – оне все еще тут, товарищ подполковник, по джипам рассаживаются. Ящик водки загрузили, коробки всякие…

– Говорите яснее! – Барсуков едва сдерживался, чтобы не прикрикнуть на бестолкового старика. – Где вы находитесь? И почему решили нам позвонить?

– Да в сторожке я, на базе надымовской. Сторожу. А тут энти, на джипах… Грузят…

Денис выругался про себя, но вслух спросил достаточно вежливо:

– Ограбление, что ли?

– Да нет же. – Теперь уже Банзай рассердился на непонятливость подполковника. – Это дружки надымовские. И он вместе с ними. Дело они нехорошее затевают. Я случайно услышал… Но сказать не могу, вдруг застукают. Пришли, Денис Максимович, кого-нибудь, но лучше, когда они уедут… Поспеши только, а то поздно будет.