Под сенью омелы - Александра Васильевна Миронова
– Орлик, к тебе, – окликнул ее дежурный, неодобрительно кивнув в сторону лавки, где снова обнаружился Достоевский. Сегодня от него не так ужасно пахло. Видимо, наведался в баню.
– Федор Михалыч, какими судьбами? – Аля подошла к бывшему учителю и села рядом.
– Ксенофонт пропал, – шмыгнул носом Достоевский. – А ваши искать не хотят. Я уже второй раз прихожу, заявление не берут.
Аля перевела недоуменный взгляд на дежурного. Тот вспыхнул:
– Орлик, ну е-мое, мы еще бомжей искать будем? Мало нам забот!
– А что, бомж не человек? – вдруг ощерился обычно мирный Федор Михайлович. – Помер Максим, так и хер с ним? Так, получается?
– Так, тихо! – прикрикнула Аля на обоих. – Что происходит?
– Ксенофонт пропал, говорю же тебе! – снова шмыгнул носом Достоевский и провел грязным рукавом по покрасневшим глазам. – Два дня как нету. Ушел на реку и не вернулся.
– Да пьяный в реку свалился и утонул! – выкрикнул со своего места дежурный. – Мы теперь будем бригаду водолазов вызывать, что ли? Потеплеет, сам выплывет.
– Заткнись, Петя, – бросила ему Аля и обратилась к Достоевскому: – Раньше он так пропадал?
– Никогда! – решительно отверг тот. – Всегда домой ночевать приходил.
– Надоел ты ему, нашел себе другого, – снова не удержался от колкости дежурный и захохотал, довольный своей шуткой.
– Заткнись, я сказала, – повысила голос Аля. – Как давно пропал?
– Позавчера. Утром ушел, и нет. Целый день нет, ночью не пришел и утром тоже, – в глазах Достоевского снова блеснули слезы. – Чувствую, беда с ним, Аленька, помоги, Христом Богом тебя прошу.
Дежурный закатил глаза, а Аля почувствовала, как накатывает гнев. Она резко встала и подошла к дежурному, наклонилась над ним и протянула руку.
– Ручку и бумагу.
– Орлик, ну ты серьезно? – скривился тот. – Да дрыхнет он пьяный где-то, проспится и придет. Ты что, не знаешь, что у нас с раскрываемостью?
– Плевать мне на твою раскрываемость, – процедила она. – Ручку и бумагу.
– Ну зачем тебе? Твой дружок хотя бы писать умеет? – скривившись, дежурный потянулся к ручке и бумаге, всем своим видом демонстрируя, что Алино рвение он решительно не одобряет.
– Умеет, поумнее тебя будет. Кстати, писать заявление буду я, у меня друг пропал. А ты примешь, зарегистрируешь и передашь в работу.
– Орлик, да ладно тебе, – дежурный застыл, глядя на Алю непонимающе.
– Ручку и бумагу! – прикрикнула та. – Я что, непонятно выражаюсь или мне сразу к начальству идти?
Дежурный, снова сделав недовольное лицо, передал Але бумагу и ручку, та вернулась на лавку к Достоевскому.
– Имя, фамилию, отчество Ксенофонта знаешь?
– Романов Ксенофонт Всеволодович, – отчеканил Достоевский.
Аля с удивлением взглянула на бывшего учителя. Ей казалось, что Ксенофонт – это кличка вроде Достоевского, а в реальности того зовут Константином или Федором.
– Его реально так зовут? – поразилась она.
– Конечно. Он же из семьи профессора. Только беда с ним по молодости случилась, заболел. Пока родители были живы, то держался, а как мать с отцом умерли, то братец из квартиры быстро выселил, переписал жилье на себя. Так Ксенофонт на улице и оказался.
– Погоди, какого профессора? Романова? Это что, получается, тот самый…
– Тот самый, завкафедрой университета, где ты училась. Это отец Ксенофонта.
Аля несколько мгновений пыталась переварить информацию. Ксенофонт, сгорбленный, без зубов, выглядел намного старше своего возраста и ничуть не напоминал блистательного отца, который, даже будучи в возрасте, притягивал восторженные взгляды студенток.
Она быстро написала заявление, затем протянула его дежурному.
– Слышал, Петя? Пропал сын покойного профессора Романова. Если тебя это заставит хоть немного проявить человеколюбие.
– Ерундой ты страдаешь, Орлик, – дежурный с неудовольствием схватил заявление и немного его помял.
– Поосторожнее. Регистрируй. И дашь мне регистрационный номер.
Пока дежурный занимался формальностями, Аля повернулась к Достоевскому, вытиравшему слезы, льющиеся по щекам.
– Найдем мы его, Федор Михайлович, не переживай.
– Спасибо тебе, Аленька, цветочек мой, – Достоевский поднялся. – Пойду я домой, а то вдруг Ксенофонт вернется, а меня дома нет.
Из здания они вышли вместе.
– Как там тот пион назывался? – вдруг вспомнила Аля.
– Пастель Элеганс, Аленька.
– Хорошо. Держитесь, будем искать, – она с нежностью и грустью посмотрела на бывшего учителя, уже предчувствуя беду.
– Спасибо тебе, цветочек аленький, – пробормотал Достоевский и затрусил прочь.
Аля вздохнула. Шансы на то, что Ксенофонта отыщут живым и невредимым, были призрачны. По ночам все еще случались заморозки, а тихий Ксенофонт никуда бы не стал соваться, чтобы согреться, кроме привычных мест. Но это не означало, что следует отказываться от его поисков и рассчитывать, что тело несчастного всплывет где-нибудь с наступлением тепла. А по поводу Пети она поговорит с дядей Пашей, что-то тот совсем распоясался.
По пути к Серябко ей надо было заехать к Льву Григорьевичу, чтобы узнать, получил ли тот точный ответ из клиники, если да, то взять все координаты для перечисления денег.
Под кабинетом врача, как обычно, клубилась очередь. Але даже пришлось поругаться с очередным пациентом, возражавшим против ее «мне просто спросить». Махнув у него перед носом фальшивым удостоверением и состроив зверское лицо, она все-таки прорвалась к врачу и забрала у него все необходимые для оплаты данные. Тот снова пытался как-то возражать и увещевать ее, непрозрачно намекая, что стоило бы такие огромные деньги себе отложить на будущее, но у нее не было времени и сил сейчас с ним ругаться. Она лишь кивнула и ушла, в этот раз не забыв попрощаться.
Бумагу с координатами для оплаты – цифровых следов Аля предпочитала не оставлять – она положила в карман. Спустилась по лестнице, бегом пробежала под начинающим накрапывать дождем до остановки, где успела запрыгнуть в трамвай, перед тем как тот захлопнул двери, и направилась к офису Серябко. Она собиралась отдать ему счет, на который следовало перевести деньги, после этого поехать домой и начать собирать себя и мужа для переезда на дачу. Впрочем, Рома собирался с утра самостоятельно заняться сбором вещей. Человеком он был ответственным, да и складывать чемоданы у него получалось лучше, чем у Али. Возможно, что, когда она приедет домой, уже все будет готово и ей не придется заниматься ненавистными сборами. Ведь они ей все равно еще предстояли втайне от Ромки. Пока
